Касавир. Темная магия в Арде.

Когда мы начинаем говорить о магии в Арде, то вопрос, который стоит перед нами, выглядит огромным, и вместить его в один рассказ или доклад, со всеми тонкостями и нюансами, представляется почти невозможным. Несмотря на, казалось бы, отрывочность информации о темной магии, первоначальная подборка цитат была настолько обширной, что в первый момент это поставило меня в ступор.

Поэтому в текущем случае мне показалось наиболее интересным очертить общие границы самого понятия темной магии и рассмотреть конкретные способности и личные склонности двух основных антагонистов вселенной Толкина – Мелькора и, соответственно, Майрона-Саурона – в тех аспектах, которые являли себя в Первую Эпоху и Войну Самоцветов. Возможно, некоторые вещи, которые здесь упомянуты, будут очевидными, и я заранее прошу прощения.

1.  О терминах и типологии.

Первое, о чем хотелось бы кратко сказать – это сама классификация магии и терминология. Оговорюсь сразу, что четких терминов мы не получим, поскольку Толкин сознается в письмах, что «в вопросе «магии» и особенно в том, что касается употребления этого слова, я проявил вопиющую небрежность»[1].

Также мы узнаем, что в общем смысле неверно утверждать, будто бы термин «гоэтейя» (в «Оксфордском словаре английского языка» определяется как «чародейство или магия, творимые посредством заклинаний и призывания злых духов; некромантия»[1]) используется только для темного волшебства, а «искусство» - только для светлого. Более важно то, что, по словам Толкина его «история […] посвящена главным образом мотивациям (выбору, искушениям и т. д.) и намерениям, с которыми используется все то, что есть в мире»[1], поэтому когда речь идет о волшебстве, глобально становятся важными лишь два отличия.

1. Мотив использования.

Даже без комментариев все становится ясно только по одной цитате из письма №155.

«Очень хорошо, но магия могла считаться и считалась благой (сама по себе), а гоэтейя — дурной. Ни то, ни другое в данном предании не являются ни хорошим, ни плохим (само по себе), но лишь в силу мотивации, или цели, или применения. Обе стороны используют и то, и другое, но из разных побуждений». [1]

2. Тип воздействия.

«Нельзя сказать, что Враг использует лишь обольщения гоэтейи; нет, пользуется он и «магией», реально воздействующей на физический мир. Однако магию свою он использует для того, чтобы подмять под себя все живое и неживое, а гоэтейю — чтобы запугивать и подчинять. Используют магию и эльфы с Гандальвом (в умеренных количествах): их магия производит реальные результаты (как, скажем, поджигает отсыревший хворост) в определенных благих целях. А вот «гоэтические» эффекты носят исключительно художественный характер и на обман не направлены: эльфов они никогда не обманывают (хотя могут обмануть или сбить с толку неподготовленных людей)»[1]

Иными словами, можно выделить две глобальных области – физическое воздействие (магия) и то, что можно назвать «иллюзиями» (гоэтейя).  

В том же письме №155 мы встречаем упоминание о принципе выбора «колдовских ухищрений», причем, как ни странно, основной упор в нем делается именно на «темнятник».

Во-первых, «предпочтительным выбором» как для «светлых», так и для «темных» Толкин скорее определяет немагические методы: «Обе стороны пользуются главным образом «обыкновенными» средствами»[1] – поскольку «магией не всегда разживешься»[1].

Во-вторых, указываются случаи, в которых применяется волшебство. «Ключевой мотив для Использования магии — не вдаваясь в философские рассуждения касательно того, как она сработает, — это непосредственность воздействия: быстрота, сокращение затрачиваемых усилий, а также сведение к минимуму (или к нулю) разрыва между представлением или желанием и результатом или эффектом»[1].

То есть, магия выбирается в случае, когда иными способами достичь цели нельзя. Отчасти это вызвано тем, что «если в вашем распоряжении множество рабов или машин (что на поверку зачастую то же самое), при помощи таких средств можно также быстро или достаточно быстро сокрушить горы, свести под корень леса или выстроить пирамиды»[1].

Главные выводы, которые мы можем сделать из этих цитат – волшебство делится на «примененное к материи» и «создающее иллюзии». Зло выбирает магию и гоэтейю, когда не в силах добиться желаемого результата с помощью «земных» методов, и до «условно безвыходной» ситуации будет экономить «айнурские ресурсы». Это косвенно подтверждает также фраза из “Преображенных мифов”, что Мелькор “стал постоянно "воплощенным". Именно поэтому он боялся и вел войну через различные приспособления или через подчиненных существ”. («Morgoth at the time of the war of the jewels had become permanently 'incarnate': for this reason he was afraid, and waged the war almost entirely by means of devices, or of subordinates and dominated creatures»). [2]

2. О силах Мелькора-Моргота.

Начиная говорить о темной магии более конкретно, я предпочту начать именно с сил, которыми владеет Мелькор, поскольку начинателем Диссонанса является именно он, и истоки практически всей тени в Арде лежат именно в его силах. Кроме того, мы должны вспомнить, что “Моргот вложил большую часть себя в физические составные Земли - так что с тех пор все, что родилось на Земле и живет здесь (животные, и растения, и воплощенные души), в любом случае "осквернено".[2] Мелькор настолько неотделим от Арды, что его уничтожение, как Саурона (через Кольцо), попросту “невозможно, так как потребовало бы дезинтеграции всей "материи" Арды”. [2].

При этом мы можем выделить принцип, по которому работает Искажение – Мелькор (очевидно, как и тень или тьма): «вообще не может "уничтожить" материю, он всего лишь разрушает, ломает или искажает формы, приданные материи другими в актах сотворения»[2].

Также важно, что корень некой “невозможности сотворения” лежит не во внешних силах, а во внутренних (т.е. “исказитель” не “предан анафеме самим Эру” и не “проклят Валар”) – поскольку в Сильмариллионе мы читаем, что «Мелькору иссушали душу зависть и ненависть, пока, наконец, не настал миг, когда ничего уже не мог он создать, кроме как в насмешку над замыслами других». [3]

Иными словами, всегда важен мотив и чувство, правящее в душе того, кто творит магию и именно это делает живой или неживой.

Но, несмотря на это способности и проявления сил, которые демонстрировал Мелькор, достаточно обширны, поэтому я отдельно остановлюсь на каждом пункте.

1. Личные предпочтения

Начать рассматривать детали мне показалось уместным с личных особенностей и предпочтений Мелькора в волшебстве.

Во-первых, как ни странно, можно отметить, что наравне с тьмой Мелькор очень любил свет. «Изначально он желал света, любил его, и принимаемая им форма была чрезмерно яркой» («for in his beginning he loved and desired light, and the form that he took was exceedingly bright»). [2]

Я бы отдельно заметил, что это, вероятно, единственный момент, где по отношению к эмоциям Мелькора использовалось слово «loved».

Кроме этого, мы должны остановить особенное внимание на золоте, сосредоточившись не только на детали, что «Мощь Моргота рассеяна в Золоте, где бы оно ни находилось (это был элемент Моргота в Материи)»[2], но и на том, что именно этот металл, очевидно, был предпочтителен в “темном колдовстве” для «магических" и иных действий - как с ним, так и над ним)»[2].

Очень интересными являются забавные упоминания об абсолютной неусидчивости Мелькора, в том числе в магических манипуляциях и сфере его интересов в магии.

«Но после того как Арда стала более стабильной, Мелкору, было интереснее работать с извержением вулкана, чем, скажем, с деревом. Вероятно, он и знать не хотел о меньших или более изысканных делах Йаванны, таких, как «цветочки» («And later after things had become more stable, Melkor was more interested in and capable of dealing with a volcanic eruption, for example, than with (say) a tree. it is indeed probable that he was simply unaware of the minor or more delicate productions of Yavanna: such as small flowers.»)[2].

О некоторой неусидчивости свидетельствует фраза (также из «Преображенных мифов», что Саурон «часто был в состоянии завершить то, что Мелкор задумал, но не сделал или не смог сделать в своей яростной нетерпеливости». [2]

В оригинале для последней фразы использовалось словосочетание “furious haste”, что, согласно оксфордскому словарю, обладает даже более сильным оттенком “торопливости”, чем простое слово “impatient” или “eager”. Проще говоря, для Мелькора любая прихоть становилась “бешено срочным делом”[4], в то время как Саурон, очевидно, был более способен на более длительные, кропотливые (и, возможно, даже нудные) магические манипуляции.

2. Присутствие тени.

Отходя от личных предпочтений Мелькора, я думаю, необходимо также понять, как работает «тень», которая так часто упоминается в текстах Толкина.

В Сильмариллионе мы читаем, что Мелькор использовал тьму «всего более в своих злобных деяниях в Арде, и сделал ее прибежищем страха для всех живых существ». [3]

Поднимая различные тексты, я обратил внимание на два повторяющихся из раза в раз мотива - иными словами, упоминания об этом можно встретить равно во “Властелине Колец” и в “Сильмариллионе”, и в других местах.

1. Неестественный страх.

Во-первых, все, что поражено тьмой, всегда вызывает ужас – порой необъяснимый. Это отчасти то, как описывается наступление Тени в Лэ о Лэйтиан (растущий ужас):

«Ужас возрос неизбывною тьмой:

Севера тень, что искала пути

В рабство народы Земли привести».

«then slowly dread and darkness grew:

the Shadow of the North that all    

the Folk of Earth would hold in thrall» [8].

Сюда же мы можем отнести описание самого Мелькора – «что долго еще сохранял он величие, присущее ему как одному из Валар, хотя теперь сутью этого величия стал ужас; и пред лицом его все, кроме самых стойких, погружались в темные бездны страха»[3].

Кроме этого, очень точно характеризует суть воздействия описание Толкином Назгулов в письме №210: «Опасны они главным образом тем, что внушают иррациональный страх (подобно призракам). У них не так много физической силы, чтобы одолеть бесстрашного; но та, что есть, и внушаемый ими страх несказанно возрастает в темноте»[1].

Иными словами, тень в первую очередь вызывает страх, который сам по себе не лучше пытки. В «Детях Хурина» Мелькор, пытаясь сломить Хурина, в первую очередь просто смотрит на него («he sought to daunt him with his eyes» [9]) – очевидно, многим хватало только этого и без физических пыток, но наиболее стойкие сопротивляются.

2. Безумие

Еще одной общей чертой для мест, пораженных тенью, можно назвать способность вызывать безумие или помрачение разума у тех, кто проходит сквозь них.

Это и моргульская долина, и Нан-Дунгонтреб. Отдельно можно упомянуть отравленную воду – с ней мы сталкиваемся в обеих местах.

«Жалкие струйки ручьев, что стекали с Эред Горгорот, были осквернены и непригодны для питья, ибо сердцами тех, кто отведал их воду, овладевали призраки безумия и отчаяния».

«the thin waters that spilled from Ered Gorgoroth were defiled, and perilous to drink, for the hearts of those that tasted them were filled with shadows of madness and despair». [3]

О конкретных свойствах воды из Моргулдуина ничего не сказано, но можно предположить, что она обладала бы схожим эффектом – «Вода струилась бесшумно, окутывая мост белым паром, – но пар не обжигал, а, наоборот, обдавал мертвенным холодом» («The water flowing beneath was silent, and it steamed, but the vapour that rose from it, curling and twisting about the bridge, was deadly cold»)[7].

Таким же стал Таур-ну-Фуин – «Деревья, уцелевшие после пожара, почернели и обуглились; переплелись их корни, словно когти, нащупывая свой путь во тьме. Тот, кто забредал в этот лес, плутал в нем, точно слепой, и становился добычей призраков: порождения ужаса душили его либо лишали рассудка».

«The trees that grew there after the burning were black and grim, and their roots were tangled, groping in the dark like claws; and those who strayed among them became lost and blind, and were strangled or pursued to madness by phantoms of terror». [3]

Интересно, что внешний вид моргульской долины поменялся сходным образом – думаю, многим запали в память зловещие белые цветы, пахнущие падалью («Wide flats lay on either bank, shadowy meads filled with pale white flowers. Luminous these were too, beautiful and yet horrible of shape, like the demented forms in an uneasy dream; and they gave forth a faint sickening charnel-smell; an odour of rottenness filled the air»[7]).

Кроме этого, Лютиэн в «Лэ о Лэйтиан» также приходится долго петь, чтобы окружить тела Драуглина и Тхурингветиль «стеной заклятий», чтобы не сойти с ума от пребывания в этих обличьях.

«Эльфийскую магию ткала потом

Лутиэн, чтобы шкуры те, полные злом,

Сердца их к безумию не привели,

Эльфийские чары ее там текли,

И встала защита, заклятий стена,

До полночи темной так пела она».

«An elvish enchantment Lúthien wrought,      

lest raiment foul with evil fraught        

to dreadful madness drive their hearts;

and there she wrought with elvish arts

a strong defence, a binding power,      

singing until the midnight hour». [8]

Все перечисленное выше, на мой взгляд, дает достаточно ясную картину, каким образом воздействуют «темные» места на разумы живых и чем отличаются.

3. Власть над погодными и природными явлениями.

Говоря о способностях Мелькора, стоит вернуться к упоминанию о том, что он все еще остается главным Валой Земли.

В Сильмариллионе мы неоднократно видим, что он может создавать туманы и дым - порой ядовитые или приносящие болезни. Первым такие туманы поразили Хитлум.

«И сотворил он в подземельях Ангбанда густые дымы и туманы; и заклубились они над смрадными вершинами Железных гор, отравляя прозрачный воздух первых дней мира […] и затмили они вновь рожденное Солнце; и осели на землю, и застлали поля и долины, и пали на воды Митрима мерзкой, ядовитой пеленой». [3]

Кроме этого, легко вспоминается болезнь, от которой умерла сестра Турина, Лалайт – «когда исполнилось ей три года, злой ветер принес из Ангбанда моровое поветрие, и Лалайт умерла».[3]

Также интересно, что эта болезнь характеризовалась забытьем и долгой лихорадкой, поскольку маленький Турин болел именно так («Túrin took sick, and lay long in a fever and dark dream»[9]).

Также власть Мелькора по-прежнему распространяется на вулканические явления – думаю, практически не вызывает сомнений, что извержение Тангородрима во время Дагор Браголлах было сознательным, а не случайным.

 «Вновь, без предупреждения, силы его пришли в движение, и внезапно на севере затряслась земля, и трещины полыхнули огнем, и Железные горы изрыгнули пламя; и орки потоком хлынули на равнину Ард-гален». [3]

Еще есть интересный момент во время поединка Мелькора и Нолофинвэ – «Гронд пробил в земле огромную трещину, откуда тотчас же вырвались пламя и дым». [3]

Аналогично это описано в Лэ о Лэйтиан:

«Когда поднял, как палицу, он высоко

Молот подземного мира легко,

Гронд. И в землю он мощно ушел,

Как молния, вниз, и тогда расколол

Скалу под собой; повалил тогда дым,

Камень разверзся, и пламя под ним».

«as huge aloft like mace he hurled      

that hammer of the underworld,          

Grond. Clanging to ground it tumbled

down like a thunder-bolt, and curmbled         

the rocks beneath it; smoke up-started,

a pit yawned, and a fire darted». [8]

Порой это связывается с огромной силой удара Мелькора, но я рискнул бы выдвинуть гипотезу, что вырывающееся из-под земли пламя было непосредственно связано с его способностями как одного из Валар. Сложно представить, что ворота Ангбанда стояли на тонкой плите, под которой скапливался горючий газ или что-нибудь подобное - а если его там не было в обычном состоянии, значит, он появился там ровно в момент драки и только потому что Мелькор так захотел.

Отдельно я хотел бы упомянуть способность Мелькора воздвигать горы.

«Много веков назад у северных границ мира Мелькор воздвиг Эред Энгрин, Железные горы, как прикрытие для своей цитадели Утумно, и ограждали они земли вечного холода, изогнувшись дугою с востока на запад». [3]

При этом Тангородрим возведен всего лишь «из пепла и шлаков его подземных печей и отвалов пустой породы из его штолен»[3] - вполне вероятно, это может свидетельствовать о степени, насколько Мелькор растратил свои силы, потому что такой способ возведения наверняка был лишь частично магическим и потребовал огромного количества рабов.

4. Связь между эмоциями и внешним миром

Также интересно рассмотреть следующую особенность - как на практике выражается передача темной магии в зависимости от намерений или эмоций.

Первое, что говорит нам об этом – что во время Весны Арды землю изменило не колдовство, а именно злоба и ненависть Мелькора, которые выглядят чем-то материальным.

«Злоба и губительная ненависть Мелькора изливались оттуда, и увядала Весна Арды. Зелени жухли и гнили, реки запрудили тина и ил, и возникли болота, ядовитые и зловонные, где в изобилии плодился гнус; леса сделались темны и опасны, и стали они прибежищем страха; и звери превратились в чудовищ, вооруженных рогами и клыками, и обагрили земли кровью».

«nonetheless the evil of Melkor and the blight of his hatred flowed out thence, and the Spring of Arda was marred. Green things fell sick and rotted, and rivers were choked with weeds and slime, and fens were made, rank and poisonous, the breeding place of flies; and forests grew dark and perilous, the haunts of fear; and beasts became monsters of horn and ivory and dyed the earth with blood».[3]

Кроме того, Тангородрим и его пределы могут сообщать о чем-то и служить для Мелькора средством диалога со своими врагами или выражения гнева. Это мы встречаем перед Нирнаэт Арноэдиад:

«Тогда Фингон обратил взор свой к Тангородриму: над горой сгустилось темное облако и курился черный дым; и понял король: пробудилась ярость Моргота и принят вызов».

«Then Fingon looked towards Thangorodrim, and there was a dark cloud about it, and a black smoke went up; and he knew that the wrath of Morgoth was aroused, and that their challenge was accepted».[3]

Выражение ярости через некие природные явления мы можем обнаружить дважды. Первый раз - в «Лэ о Детях Хурина», когда Мелькор приходит в гнев от отказа Хурина сотрудничать.

«Тут буйство разразилось бури безудержной,

свирепый рев сотряс стены;

ярость неистовая обуяла Моргота,

но негромким голосом он угрозы расточал

Талиону Эритамроду, уста скривив»:

«Then tumult awoke, a tempest wild

in rage roaring that rocked the walls;

consuming madness seized on Morgoth,

yet with lowered voice and leering mouth

thus Thalion Erithamrod he threatened darkly»[12]

Второй раз - после похищения Сильмарилла Береном и Лютиэн. Когда Ангбанд просыпается и Мелькор обнаруживает пропажу одного из камней:

«Внизу, под ними, грохотал гром, вспыхивали молнии и содрогались горы. Тангородрим изрыгнул огонь и дым; огненные смерчи взвились к небу и обрушилась на землю, уничтожая все вокруг; и страх объял нолдор Хитлума» [3].

А в Лэ о Лэйтиан момент, когда Мелькор засыпает от песни Лютиэн, и вовсе характеризуется такой тишиной, «словно заснуло сердце Земли» - «as were the heart of Earth asleep»[8].

5. Влияние на разум.

В рамках диалога о волшебстве нужно сказать и о способности Мелькора влиять на разумы других. Тем не менее, это воздействие отчетливо делится на два типа - магическое и немагическое. Немагический путь лучше всего описан в осанвэ-кенте:

«в Валиноре Мелькор говорил на Квенья с таким мастерством, что все эльдар удивлялись, так как лучше говорить было нельзя, даже близко к тому, даже поэтам и ученым»[11].

К гоэтическим или магическам уловкам относятся разные способы.

Во-первых, это достаточно известное «заклятье ужаса», под которое попал, к примеру, Маэглин в «Падении Гондолина». Оно же аналогичным образом описывается в Сильмариллионе: «некоторых пленников столь устрашил его грозный взор, что не было более необходимости держать их в цепях; навсегда завладевал ими неизбывный ужас, и исполняли они волю Моргота, где бы ни находились». [3]

Аналогичным образом присутствие Мелькора действует на орков:

«Несомненно, орки были рабами Моргота; исказившись, они почти потеряли возможность освободиться от господства его воли. До падения Ангбанда это давление было так велико, что когда он обращал к оркам свои мысли, они чувствовали этот "взгляд", где бы ни находились».[2]

Иными словами, чтобы попавший под заклятье почувствовал «присутствие» Мелькора – ему достаточно просто о нем подумать.

Во-вторых, способность лишить проклятого способности видеть хорошее, как случилось с Хурином: «Все, что знал Моргот об исполнении своего проклятия, также знал и Хурин, но ложь и злая клевета были перемешаны с правдой; и смотря глазами Моргота, он волей-неволей видел все вещи искривленными» [13].

В-третьих, возможность насылать кошмары: «Преображенные мифы» говорят нам именно об этом – что «Мелкор наполнил Ночь незримыми опасностями, бесформенными страхами, тревожным бодрствованием и навязчивыми снами, уводящими через уныние к тени Смерти»[2].

В-четвертых, согласно «Осанвэ-кенте» Мелькор «мог проникнуть тайно в открытый и неосторожный разум, в надежде прочитать его мысли, прежде чем тот закроется, и более того – вложить в него свои собственные мысли, обмануть его и завоевать его дружбу»[11].

Тем не менее, эта способность скорее выглядит бесполезной – поскольку «кто слушал и не запирал перед ним двери часто уже и так были склонны искать его дружбы; некоторые (согласно своим меркам) уже встали на путь, похожий на его собственный и слушали, потому что надеялись узнать от него вещи, которые послужат затем их собственным целям. (Так было с теми из Майар, кто в самом начале попал под его власть» [11].

6. Волшебные предметы.

В части мира темной магии в Первую Эпоху у нас, как ни странно, исчезающе мало упоминаний о свойствах «мира темных вещей», когда речь идет о том, что было создано непосредственно Мелькором или Майроном-Сауроном.

Поэтому это будет единственный раздел моего обзора, когда я попытаюсь реконструировать «от обратного» физические методы воздействия на вещи. Это лишь гипотеза, но надеюсь, она будет интересной – и полезной.

 Единственное, к чему мы можем обратиться - как ни странно, это Лэ о Лэйтиан и чары Финрода и Лютиэн, поскольку в том и другом случае мы, очевидно, видим примеры “эльфийской гоэтейи” и “магии”. Посмотрев на то, каким образом они творят чары и как бы «наполняют намерениями» те или иные предметы – мы можем предположить, что механика могла быть сходной и у «светлой», и у «темной» стороны.

В случае с магией – мы видим, что у Лютиэн присутствует некая ритуальность и последовательность действий. Она не может заставить свои волосы отрасти и обрести силу просто желанием воли. Лютиэн просит принести ей воды в серебряном кубке в молчании и вина в золотом кубке – с песней, после чего ни много, ни мало, двадцать семь раз смешивает воду с вином, напевая над ними песню.

«- В темную полночь, - сказала она, -

Серебряный кубок налейте сполна,

Пусть кубок серебряный мне принесут,

Пусть слов не проронят и тихо идут.

Вина попросила, другого позвав,

В кувшине златом и чеканном, сказав:

- С песней веселой несут пусть ко мне

Вино, когда солнце стоит в вышине».

'At middle night,'          

she said, 'in bowl of silver white          

it must be drawn and brought to me   

with no word spoken, silently.' 

Another she begged to bring her wine 

in a jar of gold where flowers twine -  

'and singing let him come to me         

at high noon, singing merrily.' [8]

Лутиэн в одиночестве снова была.

Волшебная песня ее потекла,

И с песнею воду с вином в этот час

Трижды смешала она девять раз»;

«And Lúthien now was left alone.        

A magic song to Men unknown

she sang, and singing then the wine    

with water mingled three times nine»;[8]

Первая песня-заклинание над золотым кубком – о росте. Над серебряном – о свободе.

«Когда те в кувшине лежали златом,

Пела о росте, о свете дневном;

Когда те в серебряный кубок легли,

Другого напева слова потекли,

В напеве том тьма бесконечна и ночь,

Там звездная высь и стремление прочь,

Свобода. И следом запела о том,

Что всех длиннее на лике земном»:

«and as in golden jar they lay  

she sang a song of growth and day;    

and as they lay in silver white  

another song she sang, of night           

and darkness without end, of height    

uplifted to the stars, and flight  (280)

and freedom. And all names of things 

tallest and longest on earth she sings: [8]

Зачарованной смесью она омывает свои волосы и уже, по всему видимому, на саму себя и свои волосы накладывает чары сна и дремоты.

«И, голову вымыв, запела потом

Тему дремоты, охваченной сном,

Всепроникающ, глубок этот сон,

Как ее волосы, темен был он»

«Then did she lave her head and sing 

a theme of sleep and slumbering,        

profound and fathomless and stark     

as Lúthien's shadowy hair was dark»[8]

Иными словами – очевидно, если эльф, майа или даже кто-то из Валар творит волшебство на пределе своих способностей – ему могут потребоваться определенные ритуальные действия и предметы материального мира, которые помогут воплотить эту силу. Песня и предметы могут быть как добрыми, как и злыми, действия – различными, но похоже на то, что сама «техника» работает именно так. А потому, если выделить максимально общие черты, это применимо и к созданию Сильмариллов Феанором, и к тому, как творил туманы в подземельях Мелькор, и как были созданы ладьи Луны и Солнца.

Почти ту же историю мы встречаем, когда речь заходит о Финроде. Орочьи личины, которые создаются для спутников, не берутся “из ничего” - Финроду приходится соорудить некое подобие “камуфляжного костюма”, и лишь потом наложить чары, которые скорее «отводят глаза», нежели создают полноценную иллюзию. В частности, они переодеваются в одежду врагов, мажут лица краской и крепят к голове волосы орков. При этом заклинание также в форме песни.

«Ядовитые копья, и лук из рогов,

Кривые мечи, все оружье врагов

Они взяли, одежды Ангбангда надев,

Грязную ткань неохотно стерпев.

Руки и лица покрыли затем

Темною краской; и гоблинам тем

Волосы стали они состригать,

Черные космы, и каждую прядь

Уменьем эльфийским крепили к своим.

И каждый, увидев, что сделано с ним,

С содроганием в сторону тут же смотрел.

Заклятие Финрод над ними пропел

Об облике новом, о формах других;

Огромными выросли уши у них,

И зубы их форму клыков приняли,

Пока его чары напевом текли».

«The poisoned spears, the bows of horn,          (75)

the crooked swords their foes had borne         

they took; and loathing each him clad

in Angband's raiment foul and sad.     

They smeared their hands and faces fair         

with pigment dark; the matted hair      (80)

all lank and black from goblin head    

they shore, and joined it thread by thread       

with Elvish skill. As each one leers       

at each dismayed, about his ears         

he hangs it noisome, shuddering.         (85)

Then Felagund a spell did sing 

of changing and of shifting shape;       

their ears grew hideous, and agape     

their mouths did start, and like a fang 

each tooth became, as slow he sang». [8]

7. Проклятия

Особого интереса, на мой взгляд, заслуживает проклятие Мелькора, наложенное на род Хурина. В разговоре о волшебных предметах мы определились, что и для магии, и для гоэтейи порой применяются различные материальные объекты.

В этом свете становится очень интересным следующий отрывок.

«Тогда ярость овладела Морготом, и рек он:

— Зато до тебя-то я доберусь, и до всего твоего проклятого рода; и воля моя сокрушит вас, будь вы все хоть из стали.

И поднял он с земли длинный меч и переломил его перед глазами Хурина; и осколок оцарапал пленнику лицо, но Хурин не отвел взгляда. Тогда Моргот простер длань в сторону Дор-ломина и проклял Хурина и Морвен, и потомство их, говоря:

— Узри же! Тень моих помыслов падет на них, куда бы ни направили они шаг, а ненависть моя станет преследовать их до самых границ мира». [9]

Я обратил внимание, что первый раз проклятие звучит именно после этого жеста. В большой статье о видах и механике проклятий у Юлии Понедельник, было замечено, что «У Толкина не описано никаких магических обрядов при наложении проклятий. Похоже, что достаточно просто сказать: «Проклинаю!» и все». [10]

То есть – чтобы Мелькор проклял весь род Хурина, ему достаточно просто об этом сказать. Тем не менее, я бы осмелился толковать разламывание меча не как бессмысленный выплеск ярости (зачем бы это делать с обожженными руками?), а как в неком смысле «магическое действие». Почему?

1. Вспоминаем разговор об эмоциях - это, пожалуй, первый и последний раз, когда мы видим, что Мелькор не врет и со всей искренностью обещает что-то сделать.
2. Вероятно, проклясть целый род «энерготзатратнее», чем отдельно взятую личность. Не обязательно, но очень вероятно, что на самом деле проклятие Мелькора начинает действовать именно в этот момент, и отчасти его сила нашла воплощение через меч – потому что это предмет, через который был реализован гнев и это в целом очень символичный жест. При этом осколок царапает Хурина.

Это не противоречит дальнейшим событиям, поскольку в этот момент Мелькор проклинает именно род Хурина – второе же проклятие и колдовство служит тому, чтобы «Хурин не мог сдвинуться с места, и умереть не мог до тех пор, пока не освободит его Моргот»[9]. При этом похоже, что Мелькору тут уже не нужно совершать физических действий – ему достаточно вложить в эти слова свою волю.

8. Сопротивление иллюзиям

Отдельно стоит сказать о невозможности обмануть Мелькора «гоэтическим волшебством» эльфов. За основу этого утверждения я взял ситуацию с Лютиэн, которая пришла в Ангбанд.

Кроме того, это наглядно свидетельствует о разбросе сил между Мелькором и Сауроном – в то время, как Саурону пришлось выигрывать поединок песен силы, чтобы разоблачить магию Финрода, Мелькору оказалось достаточно просто посмотреть на Лютиэн, чтобы определить обман – он приказывает, и обманные чары развеиваются.

“Ты лжешь. Тебе не обмануть

Вовеки взгляда моего.

Твой облик истинный иной,

Так покажи ты мне его,

Личину сбрось, предстань сейчас

Собой для рук моих и глаз!”

И медленно, как бы во сне,

Переменилась тут она:

Личина грязная сошла

И пала в сторону, темна,».

«Liar art thou, who shalt not weave    

deceit before mine eyes. Now leave     

thy form and raiment false, and stand

revealed, delivered unto my hand!'      

There came a slow and shuddering change:    

the batlike raiment dark and strange  

was loosed, and slowly shrank and fell,

quivering». [8]

3. Сезональность темных сил.

Сравнивая различные первоисточники, я обратил внимание на одну очень интересную особенность – темные силы Арды часто демонстрируют четкую сезонность: зимой их сила растет, а летом - ослабевает.

Связано это в первую очередь, конечно же, с тем, что Мелькор, как падший «главный Вала Земли»[2] «обладал он властью над холодом и огнем от вершин гор до раскаленных недр их» («he wielded cold and fire, from the tops of the mountains to the deep furnaces that are beneath them»)[3], причем использованное в оригинале слово «wielded» оксфордский словарь характеризует по значению именно как «hold and use (a weapon or tool)»[4] - «использовать как оружие или средство». Также из «Сильмариллиона» мы знаем, что Мелькор был тем среди Валар, кто «измыслил неуемный ледяной холод» («hath bethought him of bitter cold immoderate»)[3].

Интересно то, что, судя по всему, эта связь с холодом очень часто использовалась в стратегических и военных целях, причем эльфы были осведомлены об этом. Проследить это можно по следующим цитатам.

В предначальную эпоху в «Преображенных мифах» Мелькор вовсе прячется при наступлении лета.

«Ненавидя Солнце, он пришел на Север, зимней ночью. Сначала Мелкор уходил при наступлении долгого летнего дня; но через некоторое время, вновь осмелев и желая себе постоянного укрытия, он начал постройку большой подземной крепости на дальнем Севере, позже названной Утумно (или Удун)».

«And in his hatred of the Sun he came to the North at night in winter. At first he would depart when the long day of summer came; but after a time, becoming bolder again, and desiring a dwelling place of his own, he began the delving underground of his great fortress in the far North, which was afterwards named Utumno (or Udun)». [2]

Следующим ярким примером является Дагор Браголлах. Нападение происходит не днем и не в межсезонье – а именно зимней ночью. Я думаю, несмотря на то, что, как говорится в Сильмариллионе, «ненависть в душе Моргота взяла верх над предусмотрительностью» («And it is said that his hate overcame his counsel»)[3], время было выбрано не случайно, поскольку в ту ночь также не было Тилиона в небесах.

«И вот пришла зима, и настала ночь, темная и безлунная, и широкая равнина Ард-гален лежала в дымке под холодными звездами – от нолдорских крепостей на холмах до подножия Тангородрима».

«There came a time of winter, when night was dark and without moon; and the wide plain of Ard-galen stretched dim beneath the cold stars, from the hill-forts of the Noldor to the feet of Thangorodrim». [3].

При этом упоминается, что «окончанием Битвы Внезапного Пламени считается приход весны, когда натиск Моргота стал ослабевать» («but the Battle of Sudden Flame is held to have ended with the coming of spring, when the onslaught of Morgoth grew less»).[3] Думаю, что связь со сменой сезонов здесь также самая прямая.

Также мы встречаем упоминание, что «зимы в Белерианде становятся все суровее по мере того, как растет мощь Ангбанда» («the winters worsened in Beleriand as the power of Angband grew») [3].

Нападение Глаурунга на Нарготронд происходит тоже в момент роста сил Ангбанда – осенью.

«А осенью того же года, выждав своего часа, Моргот бросил на народ Нарога огромное, давно подготавливаемое им воинство; сам урулоки Глаурунг пересек Анфауглит, и явился к северным долинам Сириона, и учинил там великий разор».

«And in the autumn of the year, biding his hour, Morgoth loosed upon the people of Narog the great host that he had long prepared; and Glaurung the Úrulóki passed over Anfauglith, and came thence into the north vales of Sirion and there did great evil».[3]

Исключением может считаться только нападение на Гондолин – как известно, оно случилось в праздник Врат Лета («great feast that they named the Gates of Summer»)[3], но подобное может легко объясняться тем, что Мелькор слишком хотел уничтожить Гондолин и не мог себе позволить ждать полгода.

Но примечательно, что при этом для Нирнаэт Арноэдиад союзными армиями был выбран максимально «невыгодный» для Ангбанда сезон - «утром середины лета, трубы эльдар возвестили восход солнца» («on the morning of Midsummer, the trumpets of the Eldar greeted the rising of the sun»)[3].

Также примечательно, что связь с сезонностью сил демонстрировалась не только в первой эпохе – тысячи лет спустя правитель Лоссотов говорит Арведуи, что летом власть назгула-ангмарца ослабеет: «Но сейчас дыхание его мертвит, и длинна его холодная рука» («For in summer his power wanes; but now his breath is deadly, and his cold arm is long»)[5].

4. Слуги и соглядатаи темных сил.

Пытаясь охватить вопрос темной магии, я не мог обойтись без упоминания существ, которым и Мелькор-Моргот, и Майрон-Саурон обязаны большей частью своих успехов. Это все те безымянные соглядатаи и слуги, на которых мы то и дело натыкаемся в текстах.

Я оставляю в стороне вопрос происхождения орков, поскольку он сам по себе заслуживает отдельного рассмотрения.

1. Существа-соглядатаи.

Анализируя тексты, которые касаются первой эпохи, я заметил, что на практике те самые «шпионы Моргота» и не только – делятся на несколько типажей. В общем и целом мы можем найти прямое перечисление разных видов его слуг еще во втором варианте «Лэ о Детях Хурина»:

«Не помогли ни доглядчики, ни злые духи,

ни мудрость безмерная Морготу сведать,

где укрытье обрел народ гномов».

«Nor spies sped him, nor spirits of evil,

nor his wealth of wisdom to win him tidings,

whither the nation of the Gnomes was gone». [12]

В сухом остатке у нас остаются просто «spies» и «злые духи». Очевидно, майар – и все остальные.

• Майар

Судя по всему, майар использовались в двух случаях – когда требовалось запугать кого-то, либо поймать – и когда требовалось принять чужое обличье. Первый случай встречается еще в предначальную эпоху.

«Ужасные создания начали охотиться вдоль границ эльфийских владений, и многие из Квэнди без вести пропадали во тьме. Многое из этих кошмаров могло быть фантомами и иллюзиями, но некоторые, вне всякого сомнения, были формами, принятыми слугами Мелкора, унижающими и оскорбляющими формы Детей»[3]

Наиболее ярким примером работы кого-то из майар Мелькора является раскол, возникший во времена Долгого Мира на совете эдайн, когда дом Беора ушел в Дортонион, часть людей расселилась в Хитлуме, а часть боялась эльфов и не хотела иметь с ними общих дел. На этом совете, убеждая людей оставить эльфов в покое, «поднялся некто, кого все приняли за Амлаха, сына Имлаха, и слова его звенели яростью, и дрогнули сердца внимавших ему»[3]. Но после совета «вновь объявился среди них Амлах и отрицал, что присутствовал на совете или говорил подобные слова; и людей охватили сомнение и тревога»[3].

• Животные

Кроме майар, шпионами служили также животные. О битве Последнего Союза можно найти следующее упоминание: «Все живое разделилось в тот день, всякие твари, даже звери и птицы, оказались в разных лагерях». [3]

Очевидно, это подтверждает то, что Саурон также сманивал себе на службу зверей. Наиболее полное перечисление тех, кого использовал Мелькор, можно найти в «Падении Гондолина». В целом мы получаем список из змей, волков, псов, ласок (вероятно, к ним же могут быть отнесены хорьки или куницы), сов и соколов.

«были там змеи, что ползают везде и могут обыскать все щелки, от глубочайших пропастей до высочайших пиков, и слышат любой шорох, что пробежал в траве или прошелестел в скалах; были там и волки, и алчные псы, и огромные кровожадные ласки, чей нос способен учуять даже в воде след многомесячной давности, чьи глаза способны отыскать на гальке следы даже век спустя; явились к нему совы и соколы, что своим зорким взглядом днем и ночью могут углядеть самую малую пичужку во всех лесах на свете, любую мышку-полевку или крысу, что прячется где-то на краю земли. Всех их созвал он в свои Железные Чертоги, и явились они во множестве».

«snakes that could go everywhither and search all crannies or the deepest pits or the highest peaks, listen to every whisper that ran in the grass or echoed in the hills; wolves there were and ravening dogs and great weasels full of the thirst of blood whose nostrils could take scent moons old through running water, or whose eyes find among shingle footsteps that had passed a lifetime since;  owls came and falcons whose keen glance might descry by day or night the fluttering of small birds in all the woods of the world, and the movement of every mouse or vole or rat that crept or dwelt throughout the Earth. All these he summoned to his Hall of Iron, and they came in multitudes».[14]

Кроме этого, в Лэ о Лэйтиан можно найти упоминание о летучих мышах и птицах-падальщиках – и, возможно, воронах.

«Они пронесли через этот простор

Черные флаги; где зяблики пели,

Где арфы прекрасные дивно звенели,

Вороны тьмою кружили лишь ныне»

«had gleamed amid the grass they bore         

their banners black, where finch had sung      

and harpers silver harps had wrung    

now dark the ravens wheeled and cried»[8]

«Как призраки, совы летят из дверей,

И стаи нечистых летучих мышей»

«Like ghosts the owls were flying seen 

hooting in the dawn, and bats unclean»[8]

«Скалы поднялися по сторонам,

Стервятники с криком уселися там»;

«Ever the sheer cliffs rose beside,         

where birds of carrion wheeled and cried,»[8]

О последнем отрывке стоит упомянуть, что стервятник как мы его знаем – это скорее «vulture», а употребленное в оригинале «birds of carrion» - это просто собирательное название для падальщиков, к которым технически, кроме них, могут относиться кондоры, грифы, сипы и ястребы-бородачи.

• Люди и сломленные рабы

Во многом о сломленных пленниках шла речь в разделе, где мы говорили о способности Мелькора влиять на чужие разумы – таких шпионов или слуг тоже нельзя сбрасывать со счетов.  

В случае с людьми (такими, как Улфанг), очевидно, в ход шли хитрые договоренности, в случае с рабами ситуация тоже достаточно ясна.

«Но более всего нолдор опасались предательства со стороны своих же собратьев, побывавших рабами в Ангбанде, ибо многих Моргот сделал орудием своих злобных замыслов: притворившись, будто возвращает пленникам свободу, он отсылал их прочь – но подменив их волю своею, и со временем несчастные вновь возвращались к нему». [3]

2. Созданные существа.

В вопросе о созданных существах я остановлюсь на волколаках – поскольку фигурируют они в текстах достаточно часто. В основном о них повторяется одна и та же идея – есть просто волки, а есть существа, в которых каким-то образом вложены или в которых развиты «злые духи».

Подтверждением этого, к примеру, является то, что волколак, который убил Финрода в подземельях Тол-ин-Гаурхота, был говорящий.

«Быть может, еще я успею узнать,

Каким вы путем собирались шагать.

Голоден волк, и пора приступать;

Смерти уж Берену незачем ждать.».

« Perchance, the errand I shall know,  

ere all is done, that ye did go.  

The wolf is hungry, the hour is nigh;    

no more need Beren wait to die.';». [8]

В дальнейшем мы встречаем повторное упоминание, что Саурон-Майрон создавал волколаков именно вкладывая в них духов или души. Вполне вероятно, что его некромантия была связана именно с этим – создание из мертвых душ волков. О некромантии будет сказано в последнем фрагменте этого обзора магии, но чудовища с Острова Волколаков в оригинальном тексте характеризуются как «misbegotten or spell-wronged».

«Вечно под властью безмерной своей,

Полчища духов держал чародей,

И верным он войском себя окружил,

Он чарами души в чудовищ вложил,

Была для них воля его словно дар:

Волколаки свирепые с Острова Чар».

«In glamoury    

that necromancer held his hosts          

of phantoms and of wandering ghosts,

of misbegotten or spell-wronged         

monsters that about him thronged,     

working his bidding dark and vile:       

the werewolves of the Wizard's Isle». [8]

Практически ту же ситуацию мы видим в случае с Кархаротом – он тоже из породы духов, «одетых плотью и шкурой волков», в которых «демонов жуткие души ютились («that in wolvish form and flesh were clad, but demon spirits dire did hold»)[8]. При этом неверно истолковывать фразу «the ghastly tribe of Draugluin» как то, что Драуглин был именно предком Кархарота, поскольку слово «tribe», насколько я понял, обозначает именно этнос, народ и другой сходный спектр значений [4]. К слову, Кархарот у врат Ангбанда «sleepless waits»[8] - то есть, ему не нужно спать.

Более интересен момент о вложении в Кархарота силы Мелькора – судя по тому, что мы видели раньше, для этого вполне могло хватить не только чар, но и того, что Мелькор никого к нему не подпускал, кормил его с рук и учил самостоятельно. Кархарот долгое время лежал возле трона и его больше никто не касался.

«Он выбрал волчонка из них одного;

Своею рукою вскормил он его

Эльфов телами, телами Людей,

Чтоб в логове вырос своем поскорей,

И, ставши огромным, он после лежал

Под Моргота троном и громко дышал,

Ни Балрог, ни Орк не касались его

Пиры он держал для себя одного,

Много добычи он разной видал,

Плоть разрывал он и кости глодал.

На него там заклятье наложено было,

То горе великое, адская сила».

«From these a whelp he chose and fed

with his own hand on bodies dead,

on fairest flesh of Elves and Men,

'till huge he grew and in his den

no more could creep, but by the chair

of Morgoth's self would lie and glare,

nor suffer Balrog, Orc, nor beast

to touch him. Many a ghastly feast      

he held beneath that awful throne,

rending flesh and gnawing bone.         

There deep enchantment on him fell,  

the anguish and the power of hell»[8] 

Подводя итог всему сказанному, можно сделать вывод, что волколаки, скорее всего, являются подобием помеси волков и слабых майар – они умеют говорить и обладают определенным интеллектом, но при этом, судя по всему, не размножаются, как обыкновенные живые существа.

5. О силах Саурона-Майрона

После всего вышесказанного мы наконец-то подходим к вопросу, в чем выражались силы Саурона и во многом определили то дальнейшее, что мы о нем знаем.

В первую очередь я бы остановился на его способности к изменению облика. Это показалось мне достаточно важным, поскольку в опубликованном «Сильмариллионе» и приложении о третьей эпохе данный факт выделен – и это позволяет выдвинуть гипотезу, что подобный навык для майар – не в порядке вещей, а является уникальным. 

«Саурон стал самым доверенным и самым могущественным из вражьих слуг – а также и самым опасным, ибо обладал способностью принимать любые обличия и долгое время мог по желанию являться в образе, исполненном благородства и красоты, вводя в заблуждение всех, кроме самых осмотрительных». [3]

Прочий спектр его способностей и интересов достаточно четко обозначен в цитате, которую я приводил в разделе о волколаках – это работа с духами, призраками, душами умерших (о некромантии будет сказано в последнюю очередь) и волколаками. Кроме волколаков, Саурон также вывел троллей:

«В сумерках Древних Дней это были тупые и медлительные существа, владевшие речью не лучше зверей. Но Саурон использовал их, научив тому малому, что они способны были понять, и наполнил их разум злобой»[3]

Интересно то, что первоначально, до вмешательства темных сил, тролли должны были выглядеть (вероятно) относительно беззлобными, если их понадобилось исказить.

Кроме этого, можно предположить, что Саурон предпочитал крайне взвешенно использовать свои айнурские силы, поскольку «управлять предпочитал он при помощи насилия и страха, если мог обойтись этими средствами»[3].

Это также отчасти согласуется с интересным фактом, что Саурон запомнил из Музыки Айнур больше Мелькора, поскольку слушал больше него.

«Саурон не начинал Диссонанса, и, вероятно, знал о "Музыке" больше, чем Мелкор, чей разум всегда был наполнен собственными планами и умыслами, Мелкор, не обращавший внимания на все остальное»[2].   

Также можно отметить, что он не обладал силой изменять существующий ландшафт и возводить горы. Ородруин уже существовал на момент, как Саурон обосновался в Мордоре и построил Барад-Дур, и Саурон выбрал это место для себя, поскольку «огонь, вырывающийся из сердца земли, он использовал для своих кузниц и для черного колдовства»[3].

Но при этом можно думать, что у него хватало сил, чтобы не допустить бесконтрольного извержения вулкана. В опубликованном Сильмариллионе и приложениях мы находим формулировку, что «вновь пробуждены были огни Горы»(«the fires of the Mountain were wakened again»)[3]. Значит, Саурону хватило сил, чтобы разбудить спящий вулкан и не допустить, чтобы он стер с лица земли его крепость и часть Мордора.

Тем не менее, он не использовал силу Ородруина так же, как ее использовал Мелькор – поскольку за семь лет осады Барад-Дура войсками Последнего союза «воины терпели великие потери от огня и стрел и дротиков Врага, и Саурон слал против них бесчисленные вылазки»[3]. Тем не менее, шквального вулканического огня, подобного тому, которым начался Дагор Браголлах, так и не случилось.

Еще можно отметить, что методы Саурона порой повторялись и, видимо, были тщательно отработаны – поскольку при штурме Тол-Сириона упомянуто, что защитников крепости окутало «черное облако страха»[3], и здесь нетрудно проследить ассоциацию с воздействием назгулов на защитников гондорского Минас-Тирита.

 Говоря о Минас-Тирите, я бы также привел гипотезу относительно многострадального заклинания, скрепляющего его камни и его необходимости. Как известно, Лютиэн потребовала его у Саурона, чтобы разрушить крепость:

«Дух твой нагой бесконечно с тех пор

Будет стенать, завывая в ночи -

Если сейчас не отдашь мне ключи

От твердыни своей, и не скажешь ты мне

Заклятье, что камни скрепляет в стене,

Слова, что к открытью твердыни ведут.».

«in a hole         

everlastingly thy naked soul     

shall wail and gibber - this shall be,

unless the keys thou render me

of thy black fortress, and the spell       

that bindeth stone to stone thou tell,   

and speak the words of opening». [8]

Если помните, весь этот обзор магии начинался с постулата, что колдовство используется в ситуации, когда все остальное бессильно – поэтому сложив два данных утверждения, можно выдвинуть мысль, что крепость при осаде была серьезно повреждена. Единственная внятная причина для использования магии – вероятно, в том, что приказы Мелькора из Ангбанда были таковы, что восстановить Тол-Сирион в необходимый срок даже силами рабов было просто невозможно. А потому понадобилось вернуть обвалившиеся камни на свои места волшебством.

Кроме этого, можно обратить внимание, что первый прообраз «Ока Саурона», похоже, появился именно после захвата Тол-Сириона, поскольку Берен, Финрод и его спутники не смогли укрыться от его взгляда и он увидел их даже в лесу возле крепости.

«От Саурона сокрыть не смогли

Они свой поход; и, хотя они шли

В лесу, средь деревьев, он их увидал

Издалека, и волков он поднял»

«From Sauron their coming was not hid;         

and though beneath the eaves they slid          

of the forest's gloomy-hanging boughs,          

he saw them afar, and wolves did rouse»[8]

Помимо различий, я также обнаружил одно очевидное сходство между силами Мелькора и Саурона – это возможность повергать в ужас одним только взглядом. Прямым текстом это упоминается в Лэ о Лэйтиан во фрагменте с Горлимом – в итоге он предает, потому что не в силах сопротивляться взгляду.

«Горлим уже колебался внутри,

Но взгляд Саурона его удержал,

Он стал говорить и ни слова не лгал»:

«Then Gorlim wavered, and he drew   

half back; but Sauron's daunting eye   

there held him, and he dared not lie» [8]

Кроме того, есть еще одно сходное проявление сил, которое встречается во «Властелине Колец». Пиппин замечает, что воздух над Минас-Тиритом стал «спертый и бурый» («air seems thick and brown»)[7], на что Берегонд отвечает, что Саурон наслал на них «ядовитый дым из Огненной Горы, чтобы сердца наши помрачились, а разум помутился» («some broil of fume from the Mountain of Fire that he sends to darken hearts and counsel»)[7].

Также можно упомянуть на примере Горлима и призрака Эйлинель, как могли работать фантомы и иллюзии Саурона – самыми интересными строфами в этом смысле являются следующие:

«Только фантом ты увидел, глупец,

Его сделал я, чтобы он изловил

Твой разум влюбленный. Лишь он это был».

«Thou fool: a phantom thou didst see 

that I, I Sauron, made to snare

thy lovesick wits. Naught else was there». [8]

Если анализировать эти слова, можно предположить, что фантом сработал именно по той причине, что Горлим много думал о своей жене, и ее потеря была большим горем для него. Мы можем видеть, что чары именно «ловили разум», или, если дословно передавать смысл оригинала – «ловили проскальзывающие и болезненные мысли о любви» (не знаю, как точнее отразить смысл выражения «made to snare thy lovesick wits» - потому что слово «wits» отражает именно способность «быстро схватывать» что-то[4]).

6. О некромантии.

Завершить свой обзор я хотел бы очень противоречивой, но крайне интересной темой, а именно – вопросом о некромантии.

Судя по найденным мной первоисточникам, подчинены (при определенных условиях!) могут быть любые фэа – как эльфов, так и людей, и главным образом некромантия сводится к принуждению душ погибших выполнять определенные поручения или задачи, но души ведут себя очень по-разному.

1. Майар.

Первое и самое простое касается «условно уничтоженных» майар. Конкретную информацию мы имеем лишь из «Преображенных мифов» о тех меньших духах, которые «постоянно воплощались» в орков, однако, я думаю, что если это правило Толкин счел «рабочим» даже для Майрона после уничтожения Кольца, то его можно распространить на всех «темных майар» - как больших, так и меньших.  

«Будучи убитыми, они (подобно Саурону) должны стать "проклятыми", то есть бессильными, бесконечно исчезающими: сохраняя ненависть, они не могут воплотить ее в реальное действие. (Такие духи, умершие в обличье орка и сильно ослабевшие, могли бы стать полтергейстом.)»

«When released they would, of course, like Sauron, be 'damned': i.e. reduced to impotence, infinitely recessive: still hating but unable more and more to make it effective physically (or would not a very dwindled dead orc-state be a poltergeist?)». [2]

2. Эльфы.

Наиболее сложной ситуация обстоит с эльфами. В истории Финвэ и Мириэль мы узнаем, что фэа уже погибших, но не порабощенных эльфов не могут быть подчинены: «Феар эльдар, как сказала Ниэнна, не могут быть сломлены силой, прежде всего это относится к феар обнаженным и бездомным» («The fear of the Eldar, as Nienna hath said, cannot be broken or forced, by this is meant primarily the fear naked and unhoused»)[6].

При этом оговаривается, что данное правило не относится к живущим: «При жизни феар могут быть введены в заблуждение; и они могут поддаться страху (под влиянием некой огромной силы, такой, как Мелькор) и так быть порабощены» («Living, the fear can be deluded; and they can be dominated by fear (of one of great power such as Melkor) and so enslaved») [6].

Таким образом, это является разумным объяснением, почему Мелькор «всегда пытался сломать и подчинить себе волю, прежде чем убить тело»[2].

Но при этом у нас есть размышления Толкина и его подтверждение, что в Арде также существуют Развоплощенные или Бездомные души.

Из «Законов и обычаев эльдар» мы узнаем, что чаще всего такие души либо бегут от Тени из страха, либо у них остается очень мало сил, чтобы сопротивляться призыву Мелькора или его слуг.

«Феа цельна и неуязвима. Она не может быть приведена в Мандос. Ее призывают, и призыв исходит от имеющего власть, и он обязывает, однако его можно отвергнуть. […] Более редки были отказы от него в древние времена, пока Моргот был в Арде или его слуга Саурон после него, ибо тогда феа развоплощенная бежала бы от страха Тени в любое убежище - разве что она полностью вверилась бы Тьме и ушла бы в ее царство. Подобным образом те из эльдар, кто был развращен, отвергали призыв, и потому у них было мало сил, чтобы противиться зову Моргота».

«The fea is single, and in the last impregnable. It cannot be brought to Mandos. It is summoned; and the summons proceeds from just authority, and is imperative; yet it may be refused. […] It was less frequent, however, in ancient days, while Morgoth was in Arda, or his servant Sauron after him; for then the fea unbodied would flee in terror of the Shadow to any refuge - unless it were already committed to the Darkness and passed then into its dominion. In like manner even of the Eldar some who had become corrupted refused the summons, and then had little power to resist the countersummons of Morgoth». [6]

Мы знаем, что некоторые погибшие «бродят бездомными по миру*, не желая покинуть его40 и бессильные жить в нем, ища убежища среди деревьев, источников или потайных мест, которые они некогда знали» («wander houseless in the world,* unwilling to leave it (40) and unable to inhabit it, haunting trees or springs or hidden places that once they knew»). [6]

При этом также упомянуто, что «Не все из них добры и незапятнаны Тенью»(«Not all of these are kindly or unstained by the Shadow»)[6], и мы также можем получить представление о причинах, почему кто-то становится бездомным. Помимо порабощения души Мелькором или его слугами при жизни – «бродящий по миру Развоплощенный - это тот, кто по меньшей мере отказался от врат в жизнь и которому остались лишь сожаление и жалость к себе. Некоторые из них исполнены горести, обиды и зависти» («For the Unbodied, wandering in the world, are those who at the least have refused the door of life and remain in regret and self-pity. Some are filled with bitterness, grievance, and envy»). [6] Другими словами, Развоплощенный, отказавшийся от призыва – это почти наверняка душа, погибшая в большом горе.

Собрав это воедино, мы можем получить общее представление о том, чем являлась некромантия – очевидно, она сводилась к поиску и призыву Развоплощенных душ, чтобы использовать их с некой целью, либо даже вкладывание душ Бездомных в тела.

У нас есть информация, что «Саурон делал такое и учил своих последователей, как добиваться этого»[6], используя в своих целях, что Бездомные, «которые нечисты, если могут, добывают себе тела незаконно»(«The wicked among them will take bodies, if they can, unlawfully»)[6].

Но при этом мы узнаем, что получение тела Бездомными, осуществляется при их непосредственном воздействии: «Ибо один из жаждущих Бездомных, принятый в друзья Живущим, может попытаться изгнать феа из ее тела, и в поединке овладеть телом, возможно, серьезно повредив ему, - если законный обитатель не отстоит его. Еще Бездомный может просить приюта, и если обретет его, попробует поработить его хозяина и подчинить себе его волю и тело ради своих целей» («Houseless, if it is admitted to the friendship of the Living, may seek to eject the fea from its body; and in the contest for mastery the body may be gravely injured, even if it he not wrested from its rightful habitant. Or the Houseless may plead for shelter, and if it is admitted, then it will seek to enslave its host and use both his will and his body for its own purposes»)[6].

Таким образом, напрашивается вывод, что упомянутые выше «последователи» Саурона в том числе могли быть майар, либо призраки, которые хотели обрести тела обманом и учились у него приемам этого обмана и перенимали силы, чтобы выиграть «поединок».

3. Люди.

Более-менее ясной ситуация обстоит с людьми. Души людей – как, к примеру, назгулов или Умертвий во «Властелине колец» – могут быть порабощены или прокляты. Также мне показалось, что они в целом подчиняются неким «общим правилам фольклора историй о призраках» – если человек умирает без мира в душе, совершив какое-то преступление или не закончив дело, он также становится духом, которого, очевидно, тоже может поставить себе на службу кто-то более могущественный.

Из самых ярких примеров – это, пожалуй, Армия Мертвых, исполнившая клятву для Арагорна и Умертвия – у нас нет абсолютно четких ответов, кем были эти мертвые, но мы можем точно утверждать две вещи.

1. Своим хозяином и повелителем Умертвия считали Саурона-Майрона.

«In the black wind the stars shall die,

and still on gold here let them lie,

till the dark lord lifts his hand

over dead sea and withered land». [7]

2. Мерри прикоснулся к воспоминаниям кого-то, кто погиб плохой смертью и в отчаянии: «А, вспомнил, вспомнил! Сегодня ночью на нас напал Карн Дум! Мы разбиты! А! Копье в моем сердце!» («Of course, I remember!' he said. 'The men of Carn Dûm came on us at night, and we were worsted. Ah! the spear in my heart!»[7]

Также мы можем вспомнить Горлима.

Во-первых, он точно стал призраком, о чем сам и говорит: «Горлимом был я, и духом стал я, сломана воля навеки моя» («Gorlim I was, but now a wraith of will defeated, broken faith»)[8].

Во-вторых, его дух настолько слаб, что может явиться к Берену только во сне (отрывок довольно продолжительный, поэтому я не стал его приводить, но можно перечитать начало «Canto III» - сначала Берен «In weariness he then must sleep»[8]).

В-третьих, те предположения, которые мы можем сделать о посмертной судьбе Горлима, довольно неутешительны, потому что во сне Берена он не уходит с миром – он возвращается в рыданиях во тьму – поэтому вполне возможно, что он лишь ненадолго вырвался из-под власти силы, которая удерживала или уже призывала его.  

«Then he revealed the devil's snare     

in which he fell, and failed; and last    

begging forgiveness, wept, and passed

out into darkness». [8]

Список источников:

1. Толкин Дж.Р.Р. Письма / Пер. С.Лихачевой под ред. А. Хромовой и С. Таскаевой. М.: ЭКСМО, 2004.
2. Tolkien J.R.R. Myths Transformed // The History of Middle-Earth: Volume X – Morgoth’s Ring. Русский текст приводится по: Толкин Дж.Р.Р. Преображенные мифы /Пер. А. Кутузова. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.kulichki.com/tolkien/cabinet/kolzo_mo/mt.shtml
3. Толкин Дж.Р.Р. Сильмариллион / Пер. С. Лихачевой. М.: АСТ, 2015
4. Оксфордский словарь английского языка Oxford University Press [Электронный ресурс] – Режим доступа: https://www.oxforddictionaries.com/
5. Tolkien J.R.R. The Lord of the Rings – Appendices. / Русский текст приводится по: Толкин Дж.Р.Р. Властелин Колец. Приложения. / Пер. с англ. М.Каменкович, В.Каррик, 2001. 
6. Tolkien J.R.R. The story of Finwë and Míriel// The History of Middle-Earth: Volume X – Morgoth’s Ring. Русский текст приводится по: Толкин Дж.Р.Р. История Финвэ и Мириэль. /Пер. Эйлиан [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.kulichki.com/tolkien/cabinet/kolzo_mo/finwe.shtml
7. Tolkien J.R.R. The Lord of the Rings – The Fellowship of the Ring. Русский текст приводится по: Толкин Дж.Р.Р. Властелин Колец. Содружество Кольца. / Пер. с англ. М.Каменкович, В.Каррик, 2001.
8. Tolkien J.R.R. The Lay of Leithian // The History of Middle-Earth: Volume III – The Lays of Beleriand. Русский текст приводится по: Толкин Дж.Р.Р. Лэйтиан, или Освобождение от оков / Пер. Ольвен Тангородримской. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.kulichki.com/tolkien/cabinet/lei_bele/lay.shtml 
9. Tolkien J.R.R. The Children of Húrin Русский текст приводится по: Толкин Дж.Р.Р. Дети Хурина. /Под ред. К. Р. Толкина./ Пер. с англ. С.Лихачевой, М.: АСТ, 2018
10. Юлия Понедельник. О проклятиях в Арде. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://tolkien-study.org/index.php/article-collection/104-2011-08-17-13-28-48-curse  
11. Tolkien J.R.R. Ósanwe-kenta: Enquiry into the Communication of Thought // Vinyar Tengwar, # 39. July 1998. Русский текст приводится по: Толкин Дж.Р.Р. Осанве-кента /Пер.А. Голубина. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.kulichki.com/tolkien/cabinet/tengwar/osanve1.shtml
12. Tolkien J.R.R. The Lay of Leithian // The History of Middle-Earth: Volume III – The Lays of Beleriand. Перевод Арандиля и Анариэль Ровэн
13. Tolkien J.R.R. The Grey Annals // The History of Middle-Earth: Volume XI – The War of Jewels. Русский текст приводится по: Скитания Хурина /Пер. Элентира [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.kulichki.com/tolkien/cabinet/war/hurin.shtml
14. Tolkien J.R.R. The History of Middle-Earth: Volume 2 – The Book of Lost Tales: Part II. Русский текст приводится по: Толкин Дж.Р.Р. История Средиземья. Том ΙΙ. Книга утраченных сказаний. Часть ΙI. Падение Гондолина. /Под ред. К. Р. Толкина./ Пер. с англ. ТТТ, 2002