Новости
Кеменкири. "Легенды встают из зеленой травы".
"Легенды встают из зеленой травы": герои и истории Первой Эпохи во "Властелине колец"
Доклад на Весконе-2023 [1];
Несколько предуведомлений
Источником вдохновения для этого доклада оказался вышедший в прошлом 2022 году сериал «Кольца власти». Его создатели, как известно, имели право использовать только информацию из текста «Властелина Колец» и приложений к нему (в них-то прежде всего и содержатся сведения о Второй эпохе и более ранних временах). И встречая в фильме очередную оригинальную трактовку прошлого Арды, мы с друзьями не раз отправлялись проверять: что же там было написано, в этих Приложениях, что можно было так интерпретировать? [2];
И постепенно, отделившись уже от конкретики сериала, у меня возникла идея: рассмотреть, как в книге представлен образ давнего прошлого, что в нем есть, чего нет и можно ли увидеть какие-то закономерности.
Кроме того, хотя речь в докладе пойдет о древних временах, к теме нынешнего конвента, хоббитам, он все-таки имеет непосредственное отношение. Ведь именно хоббиты создают в Арде ту самую книгу, которая нам известна как «Властелин Колец». Так что мы изучаем кругозор образованного хоббита начала Четвертой эпохи, например — Сэма Гемджи и его детей. Впрочем, поскольку в составе текстов, входящих в те самые Приложения, есть информация, пришедшая также из Ривенделла (через Бильбо), Гондора и Рохана, то можно сказать обозначить рамки более широко — речь пойдет о кругозоре людей Запада Средиземья конца Третьей — начала Четвертой эпохи. Не единичных «книжных червей», погруженных в древность и читавших в том числе летописи и другие документы тех времен, но людей, имеющих какое-то общее представление о древности, хотя они и не составляют их основной интерес в жизни.
Материалом будут почти исключительно текст ВК и Приложений к нему, иные тексты Толкина будут привлекаться прежде всего для аналогий. Собственно текст романа и приложения будут использоваться примерно в равной мере, поскольку речь идет именно об общей единой картине, которая возникает после ознакомления с ними.
И по большей части это будет взгляд «изнутри мира», т. е. не «как и зачем Толкин собрал именно такую картину», а «как жители Запада Средиземья представляли Первую эпоху в конце Третьей».
И еще одно ограничение. Речь пойдет о наиболее очевидных вариантах упоминаний древности — которые сами действующие лица вполне осознают таковыми (по крайней мере, чаще всего), то есть об упоминаниях героев и сюжетов, относящихся к Первой эпохе, а также об именах, данных в их честь. Этим несомненно не исчерпывается вопрос о взаимодействии Первой и Третьей эпохи в книге, но менее явные проявления (скрытые цитаты, аллюзии, повторяющиеся ситуации и т. п.) требуют иных методов и инструментария.
И наконец, мы ограничиваемся историями о людях и эльфах. Все, что связано с гномами, остается во многом известно им, а другим народам Арды — только если они непосредственно сталкиваются с ними. Сведения о других народах и существах тем более немногочисленны и часто не имеют четкой хронологической привязки. Что же до сюжетов, относящихся к созданию мира и различным божественным сущностям, то их среди упоминаний — в особенности сделанных людьми (а не эльфами или Гендальфом) — практически нет.
Общие черты
С этой черты упоминаний о древнем мире мы, пожалуй, и начнем. Если текст Приложений и должен дать читателю представление, как и почему именно так выглядит мир вокруг него и как он к этому пришел, то вопрос «как он возник» они никак не разрешают, по-видимому, потому, что у читателя уже есть какие-то представления об этом, но и создание мира, и те, кто в этом участвовали — что-то достаточно далекое, чтобы не затрагивать окружающую действительность ни напрямую ни даже на уровне упоминаний.
Самый дальний по времени образ — это два древа в Валиноре. О них и о Тирионе поет Галадриэль, о них вспоминет Гендальф, о них, как об источнике света Сильмарилов говорится в Приложениях. Однако, по-видимому, предметов отдельного сказания события в Валиноре не стали.
Первый абзац Приложений начинается вовсе не с того, что «в начале был Эру единый» (как в Сильмариллионе), а с того, что «Феанор был величайшим из Эльдар в искусствах и науках...» Но прежде чем обратиться уже непосредственно к Феанору (и его сородичам), отметим еще две общих черты.
Первая эпоха для Третьей — не просто древность, а древность незапамятная. Сюжет ВК неоднократно приводит героев в ситуацию, когда события, произошедшие, по их мнению, очень давно, начинают совершенно неожиданно влиять на текущие события. Именно так обстоит дело почти в самом начале, в главе под выразительным названием «Тень прошлого», но затем продолжается на протяжении всей книги. Из глубин прошлого выплывают явления, как опасные (Саурон, Единое Кольцо, назгулы), так и благие (приход Рохиррим на помощь Гондору, возвращение короля, росток Белого древа) а также трудно классифицируемые (народ клятвопреступников и его помощь в войне).
Но все эти события произошли намного позже Первой эпохи — во Второй (история Эрегиона, Нуменора, война Последнего Союза) и даже в Третьей (история Арнора, Гондора и Рохана).
События времен Белерианда такого влияния уже не оказывают, хотя могут вызывать интерес, сочувствие, служить аналогиями и т.п. В этом смысле характерна сцена на Амон Сул, когда Мерри вспоминает незадолго до того спетую Сэмом песню о Гил-Галаде (точнее, ее начало), для него —говорящую о какой-то сказочной древности, далекой от опасного настоящего, от которого можно таким образом отвлечься. Арагорн прерывает его (потому то слуги того самого Мордора, где «закатилась его звезда», именно в этот момент подбираются к ним) — и сам поет балладу на сюжет Лэйтиан (г. «Клинок в ночи»).
И при этом — по крайней мере, в конце Третьей эпохи все еще существует вполне ненулевая вероятность столкнуться либо с тем, кто присутствовал при этих давних событиях (персонажи-эльфы и Гендальф), либо с чем-то, созданным еще тогда (гондолинские мечи из «Хоббита», меч Нарсил, палантиры, кольцо Барахира, возможно, Элессар [3]; ), и наконец, случай промежуточный, свидетель событий и предмет вместе — звезда Эарендиля, то есть Эарендил и находящийся на его небесном корабле Сильмарил. (При этом заметим, что сами эльфы, дожившие с древних времен до конца Третьей эпохи — именно действующие лица, а не образы из прошлого, об их прошлом говорят они сами, а не сказания и песни; кроме того, образ в каком-то смысле вневременной — Варда Элберет. О ней поют эльфы и впоминают столкнувшиеся с ними хоббиты, но это образ, в большинстве случаев не привязанный именно к сюжетам древней истории.)
Какая же картина складывается на стыке этих противоречивых тенденций?
Эльдар (и не только)
Как уже было сказано, текст Приложений открывается упоминанием Феанора (хотя это глава называется «Нуменор»). Он ожидаемо появляется там как создатель Сильмарилов. И остальные упоминания также дополняют образ великого мастера и изобретателя.
В основном тексте книги мы видим «звезду Феанора» на воротах Мории (логично предположить, что он ее и придумал) (глава «Путь во тьме»), а позже, по дороге в Гондор Гендальф рассказывает Пиппину о создании палантиров и говорит, что желал бы видеть, как работал некогда Феанор (глава «Палантир»).
Прочие упоминания из Приложений продолжают эту тенденцию: Келебримбор, также известный мастер, именно здесь назван «родичем Феанора», но больше всего упоминаний приходится (в соответствующем разделе) на созданную им систему письменности.
А вот история Непокоя и Исхода Нолдор и сопутствующие им неоднозначные события (раздор сыновей Финве, Клятва, резня в Альквадонде, проклятие Намо, сожжение кораблей) не упомянуты никак. Феанор конечно назван в той же первой фразе не только величайшим мастером, но «самым гордым и самовольным» среди Эльдар. Но все, что может узнать об этом читатель приложений, заключается в одной фразе: после того, как Моргот украл Сильмарилы, «против воли Валар Феанор покинул Благословенное королевство и отправился в изгнание в Средиземье, веля большую часть своего народа, ибо в гордости своей он помышлял забрать Камни у Моргота силой». Из всех пунктов раздора Валар и Нолдор остается только то, что они отправились в Средиземье без разрешения!
Мало того, последующие события Первой эпохи, не входящие в основные линии крупных сказаний (прежне всего о Берене и Эарендиле) изложены чрезвычайно кратко: последовала «безнадежная война» Эльдар и Эдайн с Морготом, где почти все они погибли, а Белерианд затонул — (последний факт мельком упомянут в последнем из Приложений).
Так, все неоднозначные поступки сыновей Феанора в годы после Браголлах (пребывание в Нарготронде, нападение на Берена и Лютиен, разорение Дориата и Гаваней, похищение Сильмарилов) также остаются неизвестны читателю. Как и сомнительное поведение, скажем, жителей Нарготронда и Дориата. О Финроде читатель может узнать, что он - «друг Людей, некогда король Нарготронда, который отдал свою жизнь ради спасения Берена сына Барахира» (Приложение Б. Повесть лет Второй Эпохи, при упоминании Галадриэли), но как именно он перестал быть королем, не говорится ничего.
А о потомках Берена и Лютиен Арагорн, поясняя песню о них, говорит: «От Берена и Лютиен родился Диор, наследник Тингола, а от него — Эльвинг Белая, которую взял в жены Эарендиль,тот, что на своем корабле проплыл сквозь туманы мира в небесные моря с Сильмарилом на челе» (глава «Клинок во тьме»).
И изложение той же истории в Приложениях также никак не намекает на возможные драмы:
«Диор был ее [Эльвинг — К.] сыном, Эльвинг была его дочерью и владела Сильмарилом. (...)Эарендиль взял в жены Эльвинг и силой Сильмарила они пролы через Тени и прибыли на Дальний Запад...»
Притом, что для смертного слушателя этих историй, не знающего иных подробностей, смена поколений может выглядеть вполне естественно, - тем более про Лютиен тот же Арагорн говорит, что она «избрала смертную участь».
Таким образом, во всем тексте книги не находится повода, чтобы упомянуть сыновей Феанора, и на то, что у него была какая-то семья, указывает только то, что Келебримбор «происходил о Феанора» (но через кого и в каком поколении — указаний нет) [4] .
Впрочем, отсев персонажей и сюжетов явно проходит не по линии умолчания о дурных деяниях, раздорах и прочих сложностях внутриэльфийской истории (для читателей-людей, скорее всего, просто неактуальных).
Так, во всей книге также нет ни одного упоминания ни Финголфина, ни Фингона (хотя, казалось бы, их героическкая гибель могла быть походящим сюжетом для песен о героях древности).
Если обобщить, можно сказать, что эльфы и другие — кроме людей! - герои Первой эпохи (а также места их обитания) оказываются упомянуты по трем поводам:
- авторы изобретений или вещей, употребляющихся ко времени написания книги — прежде всего видов письменности (кроме Феанора это гном Тельхар, создатель меча Нарсил, и Даэрон, «менестрель Тингола», упомянутый как автор Кирта).
- родственники кого-то из позже действовавших эльфов (целое гнездо таких упоминаний находится в начале приложения Б, «Повести лет», при вводном описании Второй Эпохи: ГилГалад, «последний наследник королей Нолдор в изгнании», Келеборн - «родич Тингола», Галадриэль — сестра Финрода (то же — в приложении F, в описании племен эльфов), Келебримбор — потомок Феанора. Так последующая эпоха оказывается укоренена в предыдущей.
- (пункт, примыкающий предыдущему) упоминания глав племен, домов и т. д. В приложении F (описание эльфов как народа) упомянуты Тингол как король Серых Эльфов, и как самые благородные среди эльфов-изгнанников — Галадрирэль «из королевского дома Финарфина»; притом, что в конце того же приложения (раздел «О переводе») как отличающийся по внешности упомянут «золотой дом Финрода», ср. также «Гилдор Инглорион из дома Финрода», что в этих случаях ни имелось в виду. Здесь напротив — упоминаются только те герои прошлых времен, с которыми связан кто-то из ярких фигур, живущих позже.
- и наконец, они имеют непосредственное отношение к сюжетам тех самых «великих сказаний». В связи с Лэйтиан, помимо двух главных героев, упомянуты Тингол и Мелиан, Моргот, Феанор, Финрод. По поводу истории Эарендиля — Идриль и Тургон, Диор и Эльвинг.
(Такой вариант упоминаний как имена в честь героев древности, будет рассмотрен ниже.)
И последний пункт позволяет нам перейти от пункта «кто» к пункту «как» и посмотреть, какие именно сюжеты древних историй появляются в ВК и Приложениях, в каком виде — и как воспринимаются самими героями.
И здесь нам уже не обойтись без представителей Эдайн.
Атанатарион
И переходя к конкретным сказаниям, хочу напомнить заметку Профессора, опубликованную в «Преображенных мифах» (одна из заметок в части 1), о том, что истории, известные нам о Первой Эпохе и прочей древности — это именно человеческий легендариум, нуменорский, а затем — гондорский (что нам тем более небезынтересно). Он выделяет следующие его составляющие:
- «Сказание о Берене сыне Барахира» / «Сказание о Тинувиэль»
- Сказание о доме Хадора, состоящее, строго говоря, из двух самостоятельных:
* Сказание о детях Хурина / ...о проклятии Моргота
* Сказание о Звезде / оно же «...о падении Гондолина и восходе Звезды»
(То есть последняя часть второго сказания тоже ветвится на два относительно самостоятельных сюжета).
(ИС 10, МТ-1, с. 373)
Давайте посмотрим, насколько представленная в книге Первая эпоха соответствуют рамкам этих сказаний.
Присутствие сюжета «Лэйтиан» несомненно. Мало того, именно с него начинается вторжение Первой эпохи в мир и сюжет ВК: когда в упомянутой уже сцене на Амон Сул Арагорн поет балладу о встрече Берена и Лютиен, а затем кратко рассказывает остальной сюжет — и последующие события, приводящие от рода Лютиен к Эдронду и королям Людей. Это, в частности, показывает нам прежде всего, как именно чаще всего бытуют древние сказания вне древних же рукописей, где можно найти и хронику, и Квенту Сильмариллион, и поэму Лэйтиан целиком.
Затем в доме Элронда герои получают возможность услышать «полностью лэ о Берене и Лютиен и отвоевании Великого Камня». (Гл. «Кольцо уходит на юг»). При этом Арагорн перед песней упоминает, что «теперь не осталось никого, кроме Элронда, кто помнит ее верно, так, как она рассказывалась в древности» (это давно наводит меня на мысли об авторстве поэмы). Так что, скорее всего, за пределами Ривенделла, среди смертных, если гдето и хранятся полные рукописи поэмы, то вряд ее часто исполняют целиком. Скорее всего, происходит что-то близкое к тому, что поет Арагорн: некий яркий законченный эпизод истории — фрагмент самой поэмы или самостоятельное произведение — которое может сопровождаться пояснительным комментарием о том, кто такие эти герои и что с ними было до и после. Исполняться они могли на Всеобщем языке или — там, где аудитория могла оценить — на Синдарине. Неясно, существовал ли перевод полной Лэйтиан на Всеобщий язык; поэтому на нем мы с больше вероятностью подозреваем пересказы-переложения или самостоятельные, более краткие произведения на тот же сюжет.
Те же Арагорн и Арвен, как говорится в «Повести...» о них, первый раз встретились, когда Арагорн, придя в Лориен, «пел часть Лэ о Лютиен, которая рассказывает о встрече Лютиен и Берена». В Лориене он наверняка поет на Синдарине и именно фрагмент оригинала — а хоббитам позже — на Всеобщем, говоря о трудности переложения — и сам, скорее всего является его автором.
Такие же исторические баллады обозримого размера мы встречает и далее в сюжете: это песня Бильбо об Эарендиле, а если брать сюжеты за пределами Первой эпохи — то также песня Гимли о Дурине и Леголаса о Нимродели.
Песня Бильбо не сопровождается историческим комментарием — видимо, поскольку он полагает, что слушатели в Ривенделле знают, о ком идет речь (и действительно, даже хоббиты успели услышать о нем от Арагорна), При том он сам знаком с этим сюжетом не досконально, и позже говорит Фродо: «Арагорн настаивал на упоминании зеленого камня Кажется, он думает, что это важно. Я не знаю, почему» - то есть история камня Элессар осталась ему неизвестной. (гл. «Много встреч»)
При этом его песня опять-таки не рассказывает нам всю биографию Эарендиля — слушатель ничего не узнает о том, кто это такой, где родился и как попал к морю: история начинается с того, что он моряк, а его корабль снаряжается к отплытию. В ней нет ни Падения Гондолина, ни Гаваней Сириона (есть появление Эльвинг, но совершенно без объяснения, откуда и вследствие чего).
Нет здесь и просьбы о помощи Средиземью (упомянут сам разговор с Манве, но слова его остаются «неслышимыми»), выбора между участью человека и эльфа, участия в Войне Гнева... Мы видим только историю подготовки к путешествию — самого путешествия — прибытия к Валинор и подготовки к новому, которое будет длиться еще очень долго...
И здесь нужно отметить еще одну деталь: мотив индивидуального восприятия этих сказаний. То есть, повторюсь, сами по себе события Первой Эпохи (например, Клятва Феанора, проклятие Моргота детям Хурина, запрет Тинголом языка Квенья) уже ни на кого не влияют непосредственно. Но конкретный сюжет может по той или иной причине откликаться в душе, быть близким и понятным — скорее всего, не во всем своем многообразии, а каким-то конкретным аспектом.
Так, для Арагорна Лэйтиан — это история о невозможной любви или невозможной встрече, которые все же становятся реальны. И дело не только в том, что такая встреча произошла в его собственной жизни, и параллель с Лэйтиан ощущает и он сам, и окружающие (как показывает, например, его разговор с Элрондом в той же «Повести...»). Но он вспоминал тот же фрагмент Лэйтиан, еще не зная, что сейчас встретит эльфийскую деву. По-видимому тема разных судеб и при этом — взаимного притяжения людей и эльфов — была для него значима и ранее, возможно — в числе прочего в силу судьбы человеческого ребенка, жизнь которого была долгое время связана с эльфами. (Однако историю Турина, который так же ребенком оказывается среди эльфов, он для себя не выбирает.)
А вот Сэм Гемджи, который слышит эту историю сначала от Арагорна, потом в Ривенделле, а позже по крайней мере дважды вспоминает в разговорах с Фродо в Мордоре. И для него, опять-таки в силу выпавшего ему пути, это оказывается иная история:
«Вот Берен, он никогда не думал, что собирается добыть этот Сильмарил из Железной Короны на Тангородриме [кажется, у Сэма из этой картины незаметно пропал Моргот! - К.], и все же он сделал это... и Сильмарил отправился дальше и пришел к Эарендилю» (гл. «Ступени Кирит Унгол»).
И позже, на самом склоне Ородруина, не надеясь спастись, он сравнивает их собственную историю со слышанной в Ривенделле «историей о Берене Одноруком и Великом Камне». (гл. «Кормалленское поле»).
То есть для него это тоже история о невозможном, но в данном случае — о невозможной задаче, которую все же надо отправиться и постараться выполнить, и не о Берене и Лютиен, а о Берене и Сильмариле.
Так и для Бильбо, судя по его песне, упомянутой выше, история Эарендиля была настолько лично значима, что он оказался «настолько смел, чтобы слагать стихи об Эарендиле в доме Элронда», его сына (как передает сам Бильбо слова Арагорна). И для него это не история спасения из Гондолина, спасения Средиземья и даже не приключения в дальних странствиях (лук из «драконьих рогов» у героя к моменту отплытия уже есть и мы ничего не узнаем о том, как он его добыл). Это история о бесконечном путешествии, начав которое однажды, уже невозможно остановиться и вернуться туда, откуда вышел. В общем-то связь с собственной жизнь Бильбо тоже достаточно ясна, как и с другими его собственными песнями, где тема дороги и путешествия возникает довольно часто.
Пока речь шла о довольно развернутых упоминаниях героев и сюжетов. Есть еще ряд эпизодов, где все ограничивается совсем краткими упоминаниями — чаще всего имен, с расчетом на то, что слушатели понимают, о ком идет речь. Посмотрим, что они добавляют в общую картину..
Здесь мы тоже неизбежно встречаем упоминания Берена, и не одно, но кроме того, наконец видим следы и «сказаний о доме Хадора» за пределами истории Эарендиля.
Одно из них четко принадлежит речи персонажа. Элронд на совете говорит Фродо: «...и если бы величайшие друзья эльфов древности, Хадор, Хурин, Турин и сам Берен собрались вместе, твое место было бы среди них» (гл. «Совет у Элронда»).
Еще два упоминания относятся к речи автора, - но будем по-прежнему иметь в виду, что авторство книги в целом опять-таки хоббитское:
- Шелоб была подобна древним «созданиям в виде паука», «таким, с какими Берен сражался в Горах Ужаса в Дориате (!), и так пришел к Лютиен» [а здесь случайно потерялась завеса Мелиан! - К.] (гл. «Логово Шелоб»)
- ту же Шелоб нельзя было поразить только силами вооруженного человека, «даже если бы эльф или гном сковали этот клинок, даже если бы рука Берена или Турина держала его». (гл. «Выбор мастера Сэмуайза»).
Что можно отметить? Во-первых, выбор «списка героев», за вычетом «самого» Берена, героя № 1, отчетливо из того самого «сказания о доме Хадора», и даже конкретно - «О детях Хурина». Напомним, что «Нарн...» открывается фразой «Хадор Златовласый был владыкой эдайн и верным другом эльдар», так что об этом достойном Адане вполне можно было узнать не из отдельного сказания, а именно оттуда. Тем более, его имя в итоге получило целое племя людей, что и могло придать ему бОльшую известность. Именно как главу дома его упоминает Фарамир, говоря о роханцах: они «произошли от тех же Трех домов Людей, что и нуменорцы вначале, может быть, не от Хадора Златовласого, друга эльфов, но от тех его сыновей и народа, что не ушли за море....» (гл. «Западное окно»).
(Надо сказать, возможное ветвление этого племени людей Фарамир излагает немного невнятно и неточно, но в основе верно; речь может идти скорее либо о других потомках Мараха, имя которого до того носило племя, не ушедших за море, либо о его родичах, вовсе не переходивших горы; но исходно это действительно одно племя).
Так вот, список героев отчетливо хадорингский, и любопытно подумать, из чего исходит Элронд, называя именно их (и не называя, скажем, Беора или Барахира — а также Халет, но племя халадинов всегда остается несколько в стороне от остальных еще с самой Первой эпохи). Это может быть его собственный опыт — он все-таки внук хадоринга Туора. Но возможно, он учитывает и слушателей (не только Фродо, к которому обращается, но и остальных находящихся на совете), для которых этот список тоже будет вполне валидным.
И другой момент. Великие герои древности — это прежде всего герои-воины. Это, конечно, обусловлено и контекстом происходящего — противостояние с Врагом в целом, конкретный бой с Шелоб. Но скорее всего, речь опять-таки идет о наиболее распространенных образах.
И Берен оказывается известен слушателю избранных сюжетов Лэйтиан, помимо похода за Камнем, еще и по сражению с пауками; а в приложениях, при упоминании Кольца Барахира, которое Арведуи оставил лоссотам, а они позже вернули дунэдайн, проскальзывает еще один сюжет, также связанный с его подвигом: это было «то самое кольцо, которое Фелагунд из Нарготрода дал Барахиру, и Берен вернул , подвергаясь великой опасности». (Приложение А.1.3.) Так что определенную, хотя меньшую известность имел и Барахир (о его гибели кратко упоминает и Арагорн) — тоже вписываясь в когорту великих воинов.
В ней мы наконец видим и Турина (а также его отца и прадела) — именно как великого воина и «друга эльфов». Пожалуй, логично, что мрачная история Турина оказалась менее распространена к концу Третьей эпохи, но что-то о нем все-таки оставалось известным, и скорее всего, это будет его противостояние с драконом, причем, возможно, не только финальная схватка, но и встреча во время боя, окончившегося падением Нарготронда.
По крайней мере, имя этого города было известно: мы дважды видим в тексте книги выражение «прежде, чем пали Нарготронд и Гондолин», оба раза имеющее в целом значение «очень давно». Правда, оба раза его произносят не люди: Гимли в песне и Галадриэль, рассказывая о своем прошлом. Но совпадение выражений — притом, что владычица Лориена едва ли цитирует песню гномов о номах — наводит на мысль, что они оба цитируют какое-то распространенное выражение, обозначающее некоторую баснословную древность. (И тогда интересен вопрос, действительно ли Галадриэль имеет в виду, что она ушла до падения этих городов, или это именно понятное слушателям фразеологическое выражение, и мы можем не ждать от него хронологической точности?)
Наиболее сложная картина — с Эарендилем. (Туор кратко упомянут только в приложениях, как его отец; по-видимому, героем какого-то отдельного широко известного сказания он для этих времен не был).
Эарендиль, конечно, предок нуменорских королей и герой песни, но при этом он же — отец реально присутствующего и в конце Третьей эпохи Элронда (о чем тот и говорит на совете, снова удивляя Фродо, для которого гибель Гил-Галада все еще что-то невероятно древнее). Возможно, поэтому о нем не поют никакого отдельного эпоса в Ривенделле.
Кроме того, он, несмотря на участие в Войне Гнева, видимо, не попадает в категорию «великих воинов». Он скорее герой-мореход, искатель может быть, иных земель и приключений — сюжет, который был определенно популярен в Нуменоре (возможный отзвук — упоминание в приложениях о кораблях первых нуменорцев «ведомых звездой Эарендиля»), но не слишком актуален в сухопутных Ривенделле и бывшем Арноре, и только в Гондоне, возможно, может сохранить определенную популярность (но о гондорской специфике мы скажем ниже).
Но кроме того, как было сказано выше, он является собой самое своеобразное сочетание древнего предмета и древнего персонажа, будучи кормчим небесного корабля, несущего на себе видимый каждый день астрономический объект, и целая линия его упоминаний связана именно с этим. И здесь мы как раз видим случай непосредственного влияния «звезды Эарендиля» - то есть Сильмарила — на происходящее. Галадриэль, разговаривая с Фродо, приветствует его восход: «Эарендиль, Вечерняя звезда, самая любимая эльфами, ярко сиял над ними» (гл. «Зеркало Галадриэли»). Отплывающим Хранителям она дарит фиал с пойманным в воде «светом звезды Эарендиля» (та же глава). Сэм вспоминает про фиал, сравнивая их путешествие с историей Берена: у них тоже есть темная страна — и некий свет. И его свет в Кирит Унгол действительно придает силы Сэму, который решается нанести удар Шелоб, но дело не только в этом: «Aiya Eärendil Elenion Ancalima! - воскликнул он, не зная, что сказал, потому что словно бы иной голос говорил через него...» (гл. «Логово Шелоб»)
Сэм произносит снова, которыми Эонве приветствовал Эарендиля в Валиноре, и которых хоббит по-видимому не слышал не из какой песни или истории. Странным образом хочется задаться вопросом, что же это за «другой голос» - Галадриэли, передавшей им фиал? (Далее непосредственно в атаку он идет с криком «Галадриэль!» - кстати, сама Галадриэль знает эту фрзу только в пересказе, и неизвестно, прямом ли.) Майа Эонве, которому не впервой противостоять Тьме? Самого Эарендиля, помнящего эти слова? (Идею о говорящем Сильмариле мы, пожалуй, отметем.)
Конечно, этот свет не убивает Шелоб, не спасает Фродо от ее яда и плена у орков — но все же дает надежду и оказывается тем самым «светом в темных краях», как обещала, вручая его, Галадриэль.
И этот случай, когда древность, явная до сих пор, вторгается в историю непосредственно, минуя сказания о ней — как непосредственно действуют сама Галадриэль или Элронд. Эарендиль, таким образом, в самом деле остается в определенном смысле действующим лицом, а не только персонажем из легенд, где он — может быть, не самый известный герой.
(И одновременно — это такой же вневременной персонаж как Варда.) При этом «звезда Эарендиля» (то есть Сильмарил) — тоже в определенном смысле такой же присутствующий и действующий предмет, как меч Нарсил или палантиры. (Кстати, определенная ирония средиземской памяти состоит в том, что Феанор конечно известен как создатель Сильмарилов, но единственный до сих пор видимый из них называют именем совсем другого персонажа.)
(И еще одна ремарка о пронизывании имен в критической ситуации. Фродо, кажется, мало склонен рассуждать о древности — события происходящие с ним здесь и сейчас, столь огромны, что сами — история и в аналогиях не нуждаются. Но вторая сторона того же — у него, пожалуй, нет никакой дистанции с этим прошлым. Так же как Сэм призывает Галадриэль — которую он видел сам, Фродо прорывается к броду, спасаясь от назгулов со словами «Во имя Элберет и Лютиен прекрасной... вы не получите ни Кольцо, ни меня!»
Возможно, что он знал что-то об этом сказании от Бильбо, - но в рассказе Арагорна мог услышать довольно выразительную мысль: «Тинувиэль спасла Берена из темниц Саурона и вместе они прошли через великие опасности и сбродили даже Великого Врага с его трона, и забрали из его железной короны один из трех Сильмарилов...»
Заметим, что действующее лицо тут не Берен, а либо Лютиен либо «они» вместе. Можно было бы сказать, в дополнение в предыдущим примерам, что Лэйтиан для Фродо — это... Но говорить так не совсем верно, пожалуй. Он просто берет из Лэйтиан мысль о том, что помощь может прийти свыше, и за счет этого отсутствия дистанции так же непосредственно ее реализует, не отождествляя себя с Береном, а просто теперь зная, что так — возможно, помощь от тех, кто выше тебя, может прийти, как Лютиен пришла в подвалы Тол-ин-Гаурхот — и как за спиной Фродо встала взбесившаяся река, а впереди ждал потомок Лютиен Элронд со своим целительским даром.
Кроме него, кстати, из персонажей Лютиен упоминают еще связанные с ней лично Элронд и Арвен. Возможно, Фродо в силу обстоятельств оказывается ближе к эльфийской точке зрения?)
Но есть случаи, когда имя — это даже не кратчайшая аллюзия на сюжет, а просто имя, данное человеку. Что они могут дать нам?
Что в имени
Самой специфической версией упоминаня героев древности оказываются имена, данные в их честь.
В Приложениях даны имена королей Артедайна, затем Арнора и вождей Дунедайн, королей и наместников Гондора.
Безусловно, зная имена ничтожной части населения той и другой страны, мы не можем судить об их распространении в арнорском или гондорском обществе в целом. Но, повидимому, картину для образованной и одновременно аристократической прослойки населения мы можем попытаться представить. (Поскольку, судя по известному нам, эти королевства почти не знали именно междинастических браков, короли — а тем более наместники и вожди Дунедайн — никогда не были отделены от этой прослойки.)
Однако немалая часть приведенных имен не дает нам нужного материала — зато, повидимому, показывает способы обращения с языками Квенья и Синдарин. Список королей Артедайна и Арнора практически не содержат «исторических» имен — хотя несколько раз появляются имена, напоминающие древние, но незначительно отличающиеся от них, при этом вполне осмысленные, опирающиеся на немного другие корни слов: Тарондор, Эарендур, Келебриндор. В дальнейшем появляется специфическая «королевская» форма имени, начинающаяся на Ар-, традицию сохраняют и вожди Дунедайн, продолжая изобретать новые, значимые имена — или иногда давать уже известные, в память кого-то из своих предшественников. Таким образом, мы видим вполне живой Синдарин, который не только помнят для чтения древних книг, но и сочиняют на нем новые слова.
Особняком стоит только королевское имя Белег — он правил в Арноре около 1000 г. Т.Э. Именно его уникальность наводит меня на мысль, что, возможно, причиной его появления не обязательно был интерес к этому герою из Дориата. Возможно, это имя короткое, фонетически простое и имеющее довольно ясное и вполне «героическое» значение («сильный») могло быть просто распространено в Арноре и уже не отсылать прежде всего к доблестному лучнику из Дориата, по несчастной случайности убитому Турином Турамбаром. Имена дунедайн, не входящих непосредственно в линию наместников, также не содержат исторических отсылок (Халбарад, Дирхаэль [5]; , Гилраэн, Иворвен — последние три из «Повести об Арагорне и Арвен»).
По-видимому, в Арноре к исторической памяти обращались иными способами, помимо имен.
Среди королей Гондора два «исторических» имени появляются в самом начале истории королевства — это короли Эарендиль (! - правил в 238-324 гг.) и Турамбар (правил в 541-667 гг.). Последующий список королей, правивших вплоть до 2050 года Т.Э. и насчитывающий около 30 имен, иных исторических аллюзий не знает; в 1700-гг. Появляется только знакомое нам по Арнору имя-обманка «Тарондор» (возможно, это указывает на еще нуменорское происхождение таких имен?).
По-видимому, ранее обращение к героям прошлого, потом уходящее, может быть еще нуменорским наследием, тем более что использовано имя славного прародителя. От имени Турина было взято прозвище, так что неясно до конца, насколько в данном случае была значима сама фигура великого воина, а насколько — смысл прозвания.
В начале 3-го тысячелетия III эпохи начинается время правящих наместников и, как сообщает нам соответствующий раздел Приложений, «они перестали использовать Высокоэльфийские имена», - притом, как мы увидим, именно они наиболее активно начинают использовать имена персонажей древней истории — впрочем, поначалу все-таки людские. По-видимому, это может дать нам намек на то, в чем их отличие от квенийских имен, данных на языке, который не употребляется ни для общения, ни даже, скорее всего, для чтения большинства документов, в том числе исторических. Такова сфера употребления королевских имен — они составляются со значением, возможно, являясь чем-то вроде девиза правления, а иногда, когда король по итогам побед принимает новое имя — сообщениям о достигнутых победах.
Имена на синдарине, языке известном по крайней мере той части населения Гондора, которая имеет нуменорские корни, были частью повседневной жизни этих гондорцев. Многие из них тоже не имели отношения к сказаниям первой эпохи, как показывают, например, имена жителей Минас-Тирита и входящих туда во время Войны Кольца глав воинских отрядом из разных провинций (Йорет, Форлонд, Голасгиль, Берегонд и др. - кстати, имя Берегонд носил один из наместников, что показывает, что набор их имен вполне пересекался с именами «обычных» гондорцев — или, по крайней мере, минас-тиритцев).
Однако определенное распространение имели и «исторические» имена. Первый из рода, давшего впоследствии правящих наместников жил в 1600-х годах и известен как Хурин из Эмин Арнен (это область на другом берегу Андуина недалеко от Минас-Тирита); его тезка — Хурин Высокий, Страж ключей, живет в городе во время действия книги. Следопыт из отряда Фарамира носит имя Маблунг [6]; .
Кроме того, первый из правящих наместников, Мардил Воронве, носил прозвище, совпадающее с именем исторического персонажа, но поскольку тут же в списке оно переведено («Верный»), не слишком понятно, насколько тут был значим эльф-мореход из Гондолина (продолжение нуменорских тенденций?), а насколько — само значение имени.
Но в дальнейшем в роду наместников мы видим более несомненные случаи, тем более, что мы видим целые секвенции имен, когда правящие наместники (т. е., старшие сыновья в семье) получали «исторические» имена протяжении нескольких поколений.
Непосредственно за Мардилом следует три не связанных с древностью имени, а затем в течение 2200х — 2400-х подряд следуют Хурин, Турин, Хадор, Барахир и Диор, а за ними — знакомая нам по более поздним временам пара имен — Денетор и его сын Боромир.
(Таким образом, Денетор II сам мог быть назван в честь предка из того же рода и сына назвал так же совершенно сознательно... возможно зря: наместник Боромир был ранен моргульским клинком, болел и умер рано для тогдашних потомков Высоких нуменорцев).
Как мы видим, начинается все со знакомого нам по «северным» (ривенделльско-арнорским) вариантам увлечения древними Эдайн, причем первыми в голову приходят в голову опятьтаки хадоринги, и только потом беоринги; полуэльф Диор, по-видимому, попадает в эту секвенцию имен именно так, судя по соседству с Барахиром, самое известное имя из этого рода пока остается нетронутым.
Тенденция меняется на Денеторе — это имя еще до восхода Светил персонаж из истории Зеленых эльфов, их предводитель, погибший в сражении после возвращения Моргота в Средиземье, в память о котором эльфы Оссирианда больше не избирали себе правителя.
Кстати, в более подробной версии списка Наместников, опубликованной в 12 томе ИС, говорится, что наместник Диор был бездетным и Денетор — сын его сестры по имени Риан (ИС 12. С. 204) (женские имена, как мы видим, тоже могут быть «историческими»; их небольшую подборку мы рассмотрим немного позже). Так что, отметим пока, что оно могло быть дано человеку, который изначально вовсе не рассматривался как правящий наместник.
Ситуация с именем Боромир не менее любопытна. И здесь нам не обойтись без небольшого эккурса «извне» Арды. Это имя появляется в материалах о 1 эпохе 30-х годов (5 том ИС), но дано там одному из сыновей вождя вастаков Бора, погибших с ним, не изменив эльфам, во время Нирнаэт Арноэдиад. (ИС 5. Анналы Белерианда, КвС 5 тома. С. 134, 287, 310). При этом в «Этимологиях» же времени имена этой семьи вастаков охарактеризованы как «нолд[орские] имена, данные «Верным людям», а конкретно имя Боромир, в отличие от остальных — как «старинное нолдорское имя... также используемое номами» и приводятся его квенийские формы (ИС5.353, «Этимологии», BOR-). Неясно, подразумевал ли Толкин эту аналогию как рабочую, вводя это имя во «Властелин колец», В примечании к приложению F об именах Дунедайн, он говорит, что большая часть их давалась на Синдарине, и приведя как пример имена Арагорн, Денетор, Гилраэн, добавляет «часто они были именами эльфов и лдец, известными по песням и сказаниям о Первой эпохе (напр., Берен, Хурин). Некоторые немногие были смешанного происхождения, напр. Боромир» (по-видимому, подразумевается смешение Синдарина и Квеньи, о которой речь шла перед этим). Тут нет прямого указания на «историчность» имени. Но в написанных уже в 50-х годах текстах о Первой Эпохе Боромир становится внуком Беора, и именно при нем эльфы отделяют народу Беора отдельную территорию в Дортонионе — Ладрос. Боромир как вождь племени становится первым ее правителем.
Анахронично внеся эту деталь в контекст списка наместников, скажем, что эта аналогия вполне могла оказаться значимой для другого правящего рода. Таким образом, помимо одного Лаиквендо мы видим шесть имен древних Эдайн. Все эти имена были даны в годы длившегося 400 лет Бдительного мира (он кончается в последние годы правления Денетора I; Боромир был явно рожден до этого). Таким образом, первое обращение к древнему легендариуму происходит в относительно спокойные годы Гондора.
Далее следуют 4 наместника (в том числе знаменитый Кирион), и только одно из имен — Хурин - «исторично». Но поскольку это уже Хурин II, не считая Хурина из Эмин Арнен, трудно сказать, в честь каких предков — давних или недавних — оно было дано.
За ними начинается вторая секвенция исторических имен: в 2600-2700-х гг. подряд правят наместниками Ородрет, Эктелион, Эгалмот и Берен. Если обратиться к расширенной версии списка, окажется, что в данном случае переход власти после бездетного наместника не меняет тенденцию: Эктелион — сын сестры наместника Ородрета по имени Морвен. (ИС 12. С. 205)
И здесь у нас впервые появляются имена эльфов, встречающиеся не по одиночке, а в рамках некоторой тенденции. Ородрет указывает на Нарготронд, но не вполне ясно, на историю Берена или Турина (в событиях «Нарн» он более активный персонаж, но зато Финрод оставляет его наместником в городе). Однако одно точно — все три эльфийских персонажа связаны с сюжетами о доблестных, хотя и безнадежных в итоге сражениях с врагом, их города, те самые «Нарготронд и Гондолин» из поговорки, пали. Причем наличие не только Эктелиона, знаменитого своим поединком с балрогом, но и Эгалмота позволяет нам сказать, что намстники имени возможность обратиться либо к песне, либо к хронике, довольно подробно описывающей падение Гондолина. Эгалмот упоминается только в версии этого сюжета из «Утраченных сказаний», там он в определенный момент боя действует вместе с Туором и одновременно с поединком Эктелиона; при этом падение Гондолина он пережил (а дальнейшая судьба его известна нам только в вариантах «Утраченных...» - он то ли погиб при набеге Мелько на Гавани Сириона — ИС 2. С.217, то ли уводит эльфов впоследствии в Валинор (там же, с. 278).)
Итак, возможно, к именам короля Нарготронда и гондолинцев привел образ воинов, сражающихся без надежды на успех, а собственно к эльфам мог подтолкнуть, возможно, еще относительно недавний приход народа Эорла, будущих роханцев. Эти люди, как мы видели, опознавались, как потомки или родичи древних Эдайн, но все же были носителями более архаичной культуры, чем гондорцы. Эти последние могли ощущать себя в такой ситуации чем-то подобным эльфам Белерианда, народу более древнему и цивилизованному, к которым пришли Три Племени Людей. (Впрочем, это все очень приблизительные догадки и попытки сопоставить появление имен с историческим контекстом.
Третья и финальная секвенция «исторических» имен наместников начинается после еще троих, последний из которых носит «имя-обманку» Торондир. Это уже самый финал Третьей Эпохи, 2800-2900-е гг., и три человека из четырех здесь уже вторые носители подобных имен: Турин II, Тургон, Эктелион II и Денетор II (за которым, соответственно, должен был последовать Боромир II). Таким образом, наверняка семейно-родовые ассоциации уже также играют немалую роль, но добавление к ним Тургона показывает, что по-видимому исторические аналогии тоже могли учитываться. Сохраняется тенденция прошлой секвенции — некоторое внимание к древним Эдайн, и большее — к эльфам. Причем заметим, что все они (кроме так и не ставшего наместником Боромира) носят имена, вполне укладывающиеся в ту же тенденцию сражения без надежды, тем более актуальную в конце Третьей эпохи — к ней подходят и гондорцы, и адан Турин, и даже лаиквендо Денетор.
Из имен, не связанных с родом наместников мы, похоже, можем вспомнить из текста самой книги Дуилина, сына Дерухина, лорда Мортонда, у которого был брат Деруфин. (Оба брата погибли, затоптанные мумаком). Дуилин — еще один лорд Гондолина, упоминаемый, кстати, вместе с Эгалмотом — оба эти дома были известны своими лучниками, Дуилин погиб, и эльфов его дома далее вел Эгалмот. Таким образом, популярность сказания о падении Гондолина, по-видимому, выходила и за пределы столицы.
Упомянем также известные нам женские «исторические» имена. Выше уже упоминались Морвен, сестра наместника Диора, и Риан, сестра наместника Ородрета. Мы видим, что имена детей в семье необязательно брались из одного сказания. Из сюжетов конца Третьей эпохи мы знаем также Морвен из Лоссарнаха, супругу Теодена, и Финдуилас из Дол-Аморта, супругу Денетора II.
Мы опять-таки можем предположить неоднократное обращение к истории Турина, а также — кажется, впервые, к истории Туора. (Это может неплохо сочетаться с возникающим в те же годы явным интересом к гондолинскому сюжету).
Еще одно любопытное замечание об именах в самом конце времени королей: детей короля Ондохера звали Артамир, Фарамир и Фириэль. (Сыновья погибли, а дочь стала женой последнего короля Артедайна Арведуи, чьи претензии на трон на этом основании Гондор отверг). Любопытно имя Фириэли. С одной стороны, она может означать просто « смертная», с другой — нам известна из сборника «Приключения Тома Бомбадила» песня о некой Фириэли, которая видит эльфийский корабль и не может на него взойти. Также персонаж по имени Фириэль действует в «Утраченном пути», где действие происходит в Нуменоре, в том числе исполняет песню на Квенья (песня, например, могла бы сохраниться с именем автора). Но кроме того, из наиболее подробной версии истории Финве и Мириэль мы знаем, что это имя супруги Финве, данное ей после возвращения к жизни. (Впрочем, относительно текста ВК эта подробность анахронична, так что просто укажем на нее, не делая глубоких выводов).
Воцарение Арагорна, взявшего имена Элессар и Телконтар, а сына назвавшего Эльдарион, по-видимому возвращает уцелевшую на Северу традицию создания новых, подходящих к конкретной ситуации имен. Однако неясно, насколько широко она будет распространена за пределами королевского дома.
По-видимому, остальное население Гондора продолжит давать имена на Синдарине, среди которых будут встречаться в том числе «исторические», так, внука Фарамира (автора «Повести об Арагорне и Арвен»), зовут Барахир, а одного из персонажей «Новой тени», действие которой происходит во времена Эльдариона, сына известного нам по ВК Берегонда — Борлас. Это второе имя особенно интересно: Борлас — еще одни сыновей верного вастака Бора, и это имя и остается в легендариуме за ним. (На основании двух имен странно высчитывать тенденцию; оба этих героя, конечно, тоже героически гибнут, но, возможно, объединяет их также идея верной службы). Впрочем, имена, не связанные с древники скааниями, также продолжают встречаться в начале Чертвертой эпози (королевский писец Финдегиль; Саэлон, Нельдор и сын Борласа Берелах из «Новой тени»).
В поколениях, известных нам по хоббитским генеалогиям, вторжения «исторических» имен не происходит, однако, возможно, в более поздние годы распространение Алой Книги может и навести кого-то из их потомков на такие мысли, и в Шире появятся свои Берены и Эарендили.
Подведем итог.
Сказания Первой эпохи повествовали для людей конца Третьей о временах столь далеких, что последствия их событий уже практически не могли касаться их напрямую (если это происходило, то было как-то связано с присутствием лица или предмета из тех времен, а не с древними сказаниями).
Тем не менее истории о доблестных предках-Эдайн по-прежнему были на слуху, и прежде всего — Лэйтиан, а также образы доблестных воинов-хадорингов и морехода Эарендиля. В целом репетруар этих сказаний вполне соответствует описанному Толкином составу сказаний «Атанатариона». Кроме того, в памяти сохранялись имена авторов изобретений, глав древних племен и родичей более поздних правителей-эльфов. Древние раздоры эльфов, когда-то во многом определявшие их историю, по-видиому, могли интересовать разве что «книжных червей», целиком погруженных в древность.
Расписание
Взносы
Место проведения
Контакты
