Доклад Аллора: "О Манвэ несчастном..."

Навеяно отсмотром семидесяти с лишним страниц в Яндексе по запросу «Манвэ».

Не могу не отметить, что Манвэ в русскоязычном фэндоме уделяется не так уж много внимания, а если оно и возникает, то в подавляющем большинстве случаев ничего хорошего для данного персонажа не сулит. Исключения только подтверждают правило, а правило таково: в русскоязычном фэндоме Манвэ либо нерешительный рохля, либо дурак, либо подлец (либо и то, и другое). А еще – «стукач» и подлиза (по отношению к Эру). В том же скоропоспелом на ниве русского фанфикшена явлении, как слэш, прослеживается та же тенденция: «нижний» сладкий мальчик либо садист-властолюбец.

Исключения – статья Ингвалла про пассионарность и Сильмариллы, расказ Хэль Итилиенской и пара-тройка приколов. Возможно, я что-то еще упускаю, но на общую статистику это не влияет. Столь крупную вещь, как ПКА, будучи автором оной, привлекать в качестве примера не буду.

Итак, что в юмористическом, что в серьезном фанфикшене роль «Короля Мира» крайне невыгодна. Даже канонисты не усердствуют в пресловутом «раскрытии образа» - у них Манвэ благ – и точка. Нечто на троне восседающее и Ардой милостиво правящее.  Но природа эпоса не терпит пустоты, посему образ начинают «расшифровывать» - в том самом, уже упомянутом, контексте. Тут же нельзя не отметить (в связке) образ Варды: она обычно либо капризная дура, либо стерва, соотвественно в этой ситуации Манвэ оказывается неизменно подкаблучником, а часто – и рогоносцем. У слэшеров ситуация сходная, только там Варда мешает воссоединению братьев-любовников.

Приходится отметить, что эта тенденция в разы более характерна именно для русскоязычного толкиеновского фэндома. Так что в дальнейшем именно его и будем рассматривать.

Возникло ощущение, что в русском эпосе образ царя-князя-владыки изначально не обрел (в массовом восприятии) эпических черт короля в том же английскои и европейском эпосе. Можно ли найти в тех же былинах аналог короля Артура или Ричарда Львиное сердце? А Одина? Да хоть короли Нарнии у К. Льюиса? В тех былинах, что известны массовому читателю, Владимир Красно Солнышко обычно зависит от богатырей, кои его из трудных ситуаций и вытаскивают, причем порой он им платит неблагодарностью (Ставр Годинович и что-то с Добрыней, если не ошибаюсь). Да и в сказках та же ситуация. Русский сказочный/фольклорный царь хитер либо глуп (или и хитер и глуп одновременно), взбалмошен и непоследователен. Царь либо всячески старается не исполнить обещанное, устраивает главному герою всякие пакости и испытания, либо посылает сыновей-наследников исполнять его капризы (Жар-птица и т.д.). Некоторое исключение составляют сказки о Петре 1, где, тем не менее, солдат или мужик посрамляют его мудростью и житейской сметкой, но Петру удается «сохранить лицо». Видимо, образ «царя-батюшки» как справделивого владыки хоть и бытовал в крестьянской среде, но отношение к коронованной особе строилось по пословице «до Бога высоко, до царя далеко»(с). Трудно не вспомнить комичного и безнравственного царя из «Конька-Горбунка». И уже в интерпретациях советского периода мы наблюдаем ту же картину. Мультфильм про Емелю («Нашему государю показали фигу! Не простим обиды, умрем все до последнего!»), «Летучий корабль», «Волшебное кольцо», да хотя бы короли в исполнении Леонова. В лучшем случае – забавные, почти инфантильные (посему и вредные) микродеспоты.

Манвэ, изначально заявленный в Айнулиндале и Валаквенте как Владыка Валар, в русскоязычном сознании попадает именно в этот литературный, с позволения сказать, архетип. Т.е. если он король, то и набором сложившихся архетипических черт вполне обладать должен.

И если образ «обещанного короля», или «короля в изгнании» еще находит отклик в читательских сердцах (читатели ведь не только русские сказки читали), то «просто король» проходит по ведомству карикатурного «царя-батюшки». Посему Арагорн вызывает у многих сочувствие (пока на трон не сел), Финвэ – из-за своей трагической гибели (равно как и Финрод, и Финголфин – тоже короли и тоже – трагически погибшие).

Можно было бы возразить, что их (кроме Арагорна) ценят не только за героическую погибель, и что трагических героев любят вне зависимости от венценосности, но именно венценосность данных персонажей придает им некий дополнительный шарм, если можно так выразится, в глазах определенной части фэндома.

Кстати, по тем же причинам мало у кого пользуются любовью Тингол или Тургон – во многом из-за «изоляционистской политики» (во многом оправданной), но и из-за своей королевской «основательности». Соответственно, Манвэ, будучи бессмертным (т.е. трагически умереть не может по определению), пребывающий в Валиноре (бездеятелен и заносочив), не устроивший никакой бури, подобной Дагор Браголлах (слабак без куража), не прижавший нолдор и Феанаро (нерешительный), отказавшийся от власти над Ардой из-за кампании Ар-Фаразона (ябеда и трус) на любовь (кроме слэшерской, но она своеобразна) и интерес фэндома рассчитывать не может.

Также совершенно не работает в восприятии образа мотив «короля-жреца» (кем Манвэ, по-идее, и является, работая посредником между Эру и остальными Айнур). Мистическая составляющая не получает в сложившемся образе развития, в сухом же остатке – уже упомянутый карьеризм, попытки все свои решения объяснять «волей Эру», что в свою очередь уже напоминает довольно типичный для того же фольклора образ попа-батюшки, все свои хитрости прикрывающего именем Божьим.

Причем в случае Манвэ (впрочем, как у Толкина и у многих других) оттесняется архетип младшего брата, традиционно жалеемого как в русской, так и зачастую в европейской традиции (и даже в библейской, тот же Иосиф Прекрасный). Ведь и Финголфин, и Ородрет, и Фарамир, как младшие братья, особой любовью отцов (и зачастую и читателей) не пользуются. Достаточно сравнить количество поклонников Феанаро и Финголфина, Боромира и Фарамира. Но если к этим младшим отношение бывает и теплым, то пара Мелькор-Манвэ достаточно однозначна. Мелькор (отставим в сторону такоую яркую и бронебойную апологию Мелькора как ЧКА) – бунтарь, раздолбай, «отвязен», «супер-мачо», в конце-концов, воплощенная «мужественность», Манвэ – в лучшем случае слабая тень, нечто бледное, мягкое и послушное, опять же – «любимчик» Эру, т.е. пай-мальчик, «белый воротничок» или (а часто – вполне в сочетании с вышесказанным) карьерист и интриган, озабоченный местом у кормушки и смотрящий в рот Эру. Противопоставление братьев налицо, и тут уж литературная советская традиция полностью работает на Мелькора (и ЧКА в некотором роде – ее продукт, причем, наверное, не в худшем смысле). Революционер vs официальная власть: нетрудно догадаться, на чьей стороне читательские симпатии.

Приходится отметить, что, развей Профессор по иному ситуацию пленения Мелько («Утраченные сказания»), т.е. возникни у него тема захвата Мелько власти в Валиноре или пленения Манвэ – и в отношении «венценосного братца» заработали бы совершенно другие, тут уже помянтуые архетипы.
 Стоит также отметить, что в восприятии фэндомом Манвэ сложившийся стереотип настолько "тверд и незыблем"(с), что даже такая романтичная профессия, как поэт и музыкант, а также такая романтичная же стихия, как воздух/ветер этот стереотип не расшатывают нисколько. Т.е. если даже какой владыка и музицирует/пишет там себе, то это так, хобби, поди, и на личность монарха отпечатка не накладывает. С ветром же еще забавнее, обычно стереотипная фэндом-реакция дальше шуточек про сквозняки и ветры (увы, даже не солнечные) образ не развивает, более того, та же ЧКА пошла еще дальше (и фэндом следом) - данная вольная и многообразная стихия плавно перекочевала под черное крылышко Мелькора. "Крылатый Вала"(с), "Повелитель весенних ветров"(с), "в царстве юных ветров, над которыми Манвэ не властен..."(с) (т.е. даже так). Естественно, где революция, там и вольные ветра, и как это такая распрекрасная стихия досталась официальному лидеру? В стереотип не укладывается, значит - забыть и заменить. Тем более, раз владыка не демонстрирует взбалмошность и фатальность и не норовит под горячую руку что-то разнести-разметать по бревнышку, то какой же это Повелитель Ветров?
 Вывод из всего вышесказанного позволю себе сделать следующий: русскоязычный фэндом в массе своей следует нескольким культурным и литературным стереотипам, воспринимая персонажей через уже сложившуюся призму собственного восприятия, зачастую – достаточно линейную и однозначную.

PS: Еще одна важная поправка: в данном эссе идет речь о фаноне и о стереотипах восприятия. Т.е. текст фэндомцами вполне читан, даже неоднократно, но вчитывается (или, скажем, выносится из текста) совершенно определенное восприятие.